Том 12. Стихотворения

Застенок, свалка, склеп, отстиранные пятна,
Духи прогорклые персидских пузырьков,
Все омовения пред ликами богов,
Тазы нечистые усталых куртизанок,
Кровь гладиаторов, рабов и христианок,
Убийства, оргии, где страсть забыла стыд,
Котлы пролитые колдующих Канид,
Харчевен выплески, Тримальхиона рвота —
Вся мерзость римская, которой нету счета,
Вся мировая грязь сюда за годом год
Стекает каплями сквозь ноздреватый свод.
Там, наверху, — живут, багрят уста кармином,
Играя чашами, венчают лоб жасмином;
Народ, в цветы укрыв карбункул роковой,
Поет. Ну, а сюда из язвы каплет гной.
Да, здесь, меж нечистот, в клоаке этой дикой
Весь Рим, великий Рим, с его судьбой великой —
Державный, низменный, страдающий подчас —
В бездонном гноище, сам гнилью став, погряз…
Огромное Ничто здесь назначает встречи —
В притоне мерзостном. Старуха, горбя плечи,
Дрожа и жалуясь, нечистый свой мешок
Опорожняет здесь, — и царства рушит рок!
Постыдным ужасом она полна — трущоба:
Отбросы гнусные жилища, града, гроба —
Все сверху падает в презренный этот сток.
А в глубине, во тьме, где пролететь не мог
Ни луч полуденный, ни ветра свежий трепет, —
Из тлена черного ночь новый ужас лепит;
Глаза и челюсти, желудки, позвонки,
Скелеты трухлые и кожи лоскутки —
Сплошною кучею. Гляди с тоской и страхом
На то, что было жизнь, и стало тленным прахом,
И грязью жадною почти поглощено.
Обличья различить в лохмотьях не дано:
И падаль взбухшая — скажите мне, живые:
Псы ль околевшие иль цезари гнилые?

Джерси, 30 апреля 1853

V «В июне съездил я в Брюссель…»

В июне съездил я в Брюссель. Мне говорят:
«А знаете ли вы, что натворил пират?»
Свершил убийство он, но по суду, прилично:
С Шарле на площади прикончены публично
Сирас и Кюизинье несчастные… Злодей
Их сам обрек на казнь, их сам рукой своей
В ремни увязывал на роковой «качалке»…
О, цезарь! О, герой! О, победитель жалкий,
Ночной спасатель!.. Бог из недр земли извлек
Пшеницу, и лозу, и светлых вод поток,
Плоды румяные, цветы, где гуд пчелиный,
И дуб, и лавр. А ты — радетель гильотины.

Да, принц! Любой из тех, чей вотум ты стяжал,
С тобой бы встретиться в лесу не рисковал!

Лоб у меня горел… Пошел я в город. Тьмою
Он залит был, дышал гражданскою войною;
В прохожих — призраков ужасных видел я;
Бежал я в мирные, сплошь в золоте, поля.
О, взрыв душевной тьмы в ответ на преступленье!
Природа не могла мне дать успокоенья;
Даль, воздух, зелень — все томило дух. Я знал,
Что в этом мире жив убийца, — и дрожал.
Неуспокоенный, прошел я больше мили —
И тени вечера в лазурь печально всплыли;
Как саван трепетный, вокруг сгущалась мгла.
И вот настала ночь, и вот луна взошла
Кровавая, и в тьму, как в траур, облачилась,
И в небе — головой отрубленной катилась.

Джерси, май 1853

VI ПЕСЕНКА («Его величие блистало…»)

Его величие блистало
Пятнадцать лет;
Его победа поднимала