Нет, невежество не может руководить городом науки; нет, месть не может управлять городом гуманности; нет, слепота не может вести город света; нет, Париж, город ясности, не может блуждать в потемках; нет, нет и еще раз нет!
Коммуна — хорошее дело, которое делается плохо.
Все допущенные ею ошибки объясняются двумя злосчастными обстоятельствами: плохой выбор момента, плохой выбор людей.
Никогда не следует впадать в подобное безумие. Можно ли представить себе Париж говорящим о тех, кто им управляет: «Я их не знаю!» Не следует усугублять мрак мраком; не будем добавлять к проблеме, заключенной в событиях, загадку, заключенную в людях. Как! Мало того, что мы имеем дело с неведомыми явлениями, нам приходится иметь дело еще и с неизвестными людьми!
Грандиозность первых пугает; ничтожность вторых пугает еще больше.
Гиганту следовало бы противопоставить титана, а ему противопоставляют пигмея!
Неясные социальные проблемы возникают и высятся на горизонте, сгущаясь с каждым часом. Чтобы рассеять эту мглу, нужен весь свет вселенной.
Я быстро набрасываю эти строки, стараясь оставаться в рамках исторической правды.
Я заканчиваю тем, с чего начал. Подведем итог.
По мере возможности следует примирить идеи и умиротворить людей.
Обе стороны должны почувствовать необходимость договориться, то есть оправдаться.
Англия допускает привилегии, Франция допускает только права; в этом-то и состоит существенное различие между монархией и республикой. Вот почему, памятуя о привилегиях города Лондона, мы требуем предоставить Парижу лишь то, что принадлежит ему по праву. В соответствии с этими правами Париж хочет, может и должен явить Франции, Европе, всему миру образцовую систему общинного управления, должен стать городом-примером.
Париж — мерило прогресса.
Предположим, что мы живем в нормальное время: в законодательном органе нет роялистского большинства, противостоящего носителю верховной власти — народу, настроенному республикански; нет финансовых затруднений, нет врага на нашей территории, нет ран, зияющих на теле родины, нет Пруссии; Коммуна создает парижские законы, которые предвосхищают общефранцузские законы, издаваемые Национальным собранием. Парижу, как я уже говорил много раз, предназначена всеевропейская роль. Париж — это двигатель. Париж — зачинатель всего. Он движется и доказывает необходимость движения. Не выходя за рамки своих прав, равнозначных его долгу, он может, в своих пределах, отменить смертную казнь, провозгласить права женщины и ребенка, предоставить женщине избирательное право, издать закон о бесплатном обязательном обучении, поощрить светское преподавание, прекратить судебное преследование газет, ввести неограниченную свободу печати, рекламы, торговли, ассоциаций и собраний, отменить юрисдикцию императорских судебных чиновников, ввести выборный суд, принять коммерческий суд и институт экспертов за образец и основу для судебной реформы, распространить суд присяжных на гражданские дела, передать церкви прихожанам, не объявлять господствующим, не субсидировать и не преследовать ни один из культов, провозгласить свободу банков, провозгласить право на труд, сделать его основой общинную мастерскую и общинный магазин, связанные между собой особыми денежными знаками, уничтожить акцизы, установить единый налог — подоходный; одним словом, упразднить невежество, упразднить нищету и, создав подлинно свободный город — объединение граждан, тем самым создать гражданина.
Но, скажут мне, это значило бы учредить государство в государстве. Нет, это значило бы снабдить корабль лоцманом.
Представим себе Париж, преображенный Париж, за работой. Какая изумительная деятельность! Какое величие в нововведениях! Реформы следуют одна за другой. Париж — великий испытатель. Цивилизованный мир внимательно смотрит, изучает, перенимает. Франция видит, как у нее на глазах во всем осуществляется прогресс; и каждый раз, когда Париж делает удачный шаг, Франция следует за ним, а за Францией следует Европа. Политический опыт, накапливаясь, приводит к созданию политической науки. Ничто уже не предоставляется воле случая. Не нужно больше опасаться потрясений, движения ощупью, отступлений, реакции; не будет ни предательских переворотов со стороны властей, ни проявлений народного гнева. То, что говорит Париж, он говорит для всего мира; то, что Париж делает, он делает для всего мира. Ни один другой город, ни одна другая группа людей не имеет этой привилегии. В Англии успешно применен income-tax;[44] пусть Париж тоже введет его, и это послужит примером для всех. Система, дающая банкам право выпускать бумажные деньги, широко применяется на островах Ламанша; пусть ее применит Париж, и прогресс совершится. Когда Париж в движении, жизнь всего мира оживляется. Не должно быть больше бездействующих или напрасно растрачиваемых сил. Двигатель работает, зубчатая передача повинуется, необъятная машина человечества движется отныне мирно, без остановок, без встрясок, без скачков, без поломок. Французская революция кончилась, начинается революция европейская.
Мы лишились наших прежних границ; война, конечно, вернет их нам, но мир возвратил бы их нам с еще большим успехом. Я подразумеваю мир правильно понятый, правильно примененный, правильно использованный. Этот мир дал бы нам не только восстановление Франции, он превратил бы Францию в Европу. Благодаря эволюции Европы, двигателем которой является Париж, мы изменим обстановку, и Германия внезапно пробудится, освобожденная и включенная в Соединенные Штаты Европы.
Что же думать о наших правителях? Обладать таким чудесным орудием цивилизации и верховной власти, как Париж, и не воспользоваться им!
Так или иначе то, что заложено в Париже, реализуется. Рано или поздно Париж станет коммуной. И люди удивятся, обнаружив, что это слово, коммуна, преобразилось и превратилось из грозного в мирное. Коммуна будет уверенной и спокойной. Процесс цивилизации, о котором я только что бегло сказал, не допускает ни насилия, ни штурма. У цивилизации, как и у природы, есть лишь два средства — проникновение вглубь и сияние. Первое дает сок, второе — свет; первое вызывает рост, второе дает возможность видеть; а люди, как и явления, имеют только эти две потребности — потребность в росте и потребность в свете.
Мужественные и дорогие друзья, я жму ваши руки.
Еще несколько слов. Каковы бы ни были дела, удерживающие меня в Брюсселе, само собой разумеется, что если вы по какой-либо причине сочтете полезным мое присутствие в Париже, вам достаточно подать мне знак, и я буду там.
БЕЛЬГИЙСКИЙ ИНЦИДЕНТ
I
Милостивый государь!
Я протестую против заявления бельгийского правительства, касающегося побежденных парижан.
Что бы ни говорили и что бы ни делали, эти побежденные являются политическими деятелями.
Я не был с ними.
Однако я приемлю принципы Коммуны, хотя и не одобряю ее руководителей.
Я решительно высказался против их действий: закона о заложниках, репрессий, произвольных
