Смута, во время которой Аббас выступил из Мисра и был убит франками, произошла так. Когда Аббас заподозрил о моих делах с Ибн Руззиком то, что заподозрил, или что-нибудь дошло до него, он призвал меня к себе и заставил поклясться торжественной клятвой, от которой не было никакого выхода, в том, что я выступлю вместе с ним и присоединюсь к нему. Но это его не удовлетворило, и он послал ко мне ночью своего домоправителя, имевшего доступ в его гарем, и взял моих жен, мою мать и детей к себе во дворец. Он сказал мне: «Я беру на себя все расходы на них во время пути и повезу их вместе с матерью Насир ад-Дина». Он приготовил для путешествия своих лошадей, верблюдов и мулов. У него было двести коней и кобыл, которых вели слуги на поводу по египетскому обычаю, двести верховых мулов и четыреста верблюдов, несших тяжести.
Аббас очень увлекался наукой о звездах. Основываясь на гороскопе, он назначил свой отъезд на субботу пятнадцатого числа первого раби этого года [60]. Я находился у него, когда к нему вошел его слуга по имени Антар Большой, управлявший его делами, и значительными и малыми. Он сказал ему: «О господин мой, чего [69] нам ждать от похода в Сирию? Возьми свою казну, жен, слуг и тех, кто последует за тобой, и иди с нами в Александрию. Мы соберем и снарядим там войско и двинемся обратно против Ибн Руззика с его сообщниками. Если ты победишь, ты вернешься во дворец и к власти, а если окажешься слабее его, вернешься в Александрию. Мы укрепимся в этом городе и сумеем защититься от нашего врага». Аббас оборвал его и счел его мнение ошибочным, хотя истина была на его стороне.
В пятницу утром он позвал меня к себе на самом рассвете. Придя к нему, я сказал: «О господин мой, если я буду у тебя от зари до ночи, когда же я приготовлюсь к путешествию?» Он ответил: «К нам прибыли гонцы из Дамаска, ты отошлешь их и пойдешь делать свои приготовления». Перед тем он пригласил к себе нескольких эмиров и заставил их поклясться, что они не предадут его и не устроят против него заговора. Он призвал также и предводителей племен Дарма, Зурейк, Джудам, Симбис, Тальха, Джафар и Лавата и заставил их дать клятву в том же на Коране и разводе [61] .
Утром в пятницу я был у него, и мы ничего не подозревали, как вдруг эти люди, надев оружие, двинулись на нас. Во главе их были те самые эмиры, с которых он накануне брал клятву. Аббас велел оседлать вьючных животных. Их оседлали и поставили перед воротами дворца, так что между нами и египтянами появилась как бы плотина, и они не могли добраться до нас вследствие скопления впереди вьючных животных. К ним вышел его слуга Антар Большой, который предлагал ему вышеупомянутый план. Он был управителем над всей остальной прислугой и стал кричать на них и бранить, говоря: «Ступайте по домам и отпустите животных» [62]. И конюхи, погонщики мулов и верблюдов разошлись, а животные остались без присмотра, и их поклажа была разграблена. [70]
Аббас сказал мне: «Отправляйся, приведи мне тюрок; они собрались у „Ворот победы“ [63], и писцы рассчитываются с ними». Когда я пришел и позвал их, они все сели на коней, а их было около восьмисот человек, и выехали из каирских ворот, уклоняясь от боя. Невольники, которых было больше, чем тюрок, также сели на коней и выехали через «Ворота победы». Я вернулся к Аббасу и рассказал ему об этом, а затем я занялся снаряжением своих жен, которых Аббас перевез к себе во дворец. Я вывез их вместе с гаремом Аббаса. Когда дорога освободилась и все животные были расхищены, египтяне бросились на нас и заставили нас отступить. Нас было мало, а у них было много народа. Когда мы вышли из «Ворот победы», они бросились к воротам и заперли их. Потом они вернулись к нашим домам и разграбили их. Они захватили из моих комнат сорок седельных мешков, в которых было много серебра, золота и платьев, увели из конюшни тридцать шесть коней и верховых мулов, оседланных и в полном снаряжении, и двадцать пять верблюдов. В моем поместье в Кум Ашфине [64] они забрали двести штук коров, принадлежавших крестьянам, тысячу овец, а также хлебные запасы.
Когда мы отошли от «Ворот победы», собрались бедуинские племена, с которых Аббас брал клятву, и вступили с нами в бой, продолжавшийся от зари пятницы до четверга двадцатого числа первого раби [65]. Они сражались с нами весь день, а когда ночь окутывала землю и мы располагались на отдых, они оставляли нас в покое, пока мы не заснем, а потом подъезжали с сотней всадников и сгоняли своих лошадей к одному из наших флангов. Они подымали громкий крик, и тех наших всадников, которые со страха выезжали к ним, они захватывали в плен.
Однажды я отделился от товарищей. Я сидел на белой лошади, худшей из всех моих лошадей, которую [71] в тот день оседлал стремянный, не зная, что происходит, и со мной не было никакого оружия, кроме меча. На меня напали бедуины, а у меня не было ничего, чем бы отразить их, и мой конь не мог меня спасти от них. Копья их уже касались меня, и я сказал себе: «Спрыгну с лошади и вытащу меч, чтобы отбиться от них».
Я только что собирался прыгнуть, как мой конь споткнулся, и я упал на камни и твердую землю. С головы я сорвал кусок кожи и до того был ошеломлен, что перестал понимать, что со мной. Около меня остановилось несколько человек из нападавших. Я сидел с непокрытой головой, почти без сознания, а мой меч в ножнах был брошен тут же.
Один из бедуинов ударил меня два раза мечом и воскликнул: «Давай сполна!» Я даже не понял, что он сказал. Бедуины забрали моего коня и меч, но тут меня увидали тюрки и возвратились ко мне. Насир ад-Дин ибн Аббас прислал мне коня и меч, и я отправился обратно; у меня не было даже повязки, чтобы перевязать мои раны. Да будет слава тому, чье царство не имеет конца!
Мы двигались вперед, и ни у кого из нас не было ни горсточки провианта. Когда я хотел напиться воды, я сходил с коня и пил из горсти.
А накануне отъезда я сидел вечером на скамеечке в одной из прихожих моего дома, и мне привезли шестнадцать верблюжьих грузов воды, и один Аллах знает, да будет ему слава, сколько бурдюков и других сосудов!
Я не мог взять с собой своих жен и вернул их из Бильбиса обратно к аль-Малик ас-Салиху Абу-ль- Гарату Талаи ибн Руззику, да помилует его Аллах [66]. Он очень хорошо принял их, поселил их во дворце и предоставил им все необходимое.
Когда бедуины, сражавшиеся с нами, пожелали уйти от нас обратно, они явились к нам, прося защиты, если мы возвратимся. [72]
Мы двигались вперед вплоть до воскресенья двадцать третьего числа первого раби [67].
Франки, собрав войско, напали на нас утром у аль-Мувейлиха [68]. Они убили Аббаса и его сына Хусам аль-Мулька и взяли в плен его другого сына, Насир ад-Дина. Они захватили его казну, гарем и убили тех, кого взяли в плен. Мой брат Наджм ад-Даула Абдаллах Мухаммед, да помилует его Аллах, был также захвачен франками в плен [69]. Они оставили нас после того, как мы оказались под защитой гор. Мы продолжали продвигаться по стране франков, и наше положение было тяжелее смерти. У нас не было ни пищи для людей, ни корма для животных.
Наконец мы достигли гор Вади-Муса [70], где жило племя Бену Фухейд, да проклянет их Аллах, и стали подниматься по узким и тяжелым дорогам, пока не добрались до ровной местности, где жили люди. А эти проклятые дьяволы убивали всех из нас, кого только они могли захватить поодиночке.
В этой области обыкновенно находился кто-нибудь из таитских эмиров племени Бену Рабиа. «Кто здесь есть из эмиров Бену Рабиа?» – спросил я. Мне сказали: «Мансур ибн Гидафль». А это был один из моих друзей. Я дал одному человеку два динара и сказал ему: «Иди к Мансуру и скажи ему: „Твой друг Ибн Мункыз приветствует тебя и просит, чтобы ты пришел к нему завтра утром“».
Мы провели дурную ночь, опасаясь этих людей. Когда настало утро, они взяли свое оружие и стали у ручья, заявив: «Мы не дадим вам пить нашу воду, чтобы не погибнуть нам самим от жажды». А в этом ручье хватило бы воды для Рабиа и Мудара [71], и сколько еще было таких ручьев в их земле! [73]
У них была только одна цель: вызвать нас на ссору с ними и потом захватить в плен. Таково было
