— Он был в тюрьме.
— Это там его ударили? — закричала Надя.
— Никто его не бил, он просто был в тюрьме, Надя. Успокойся.
Ему вовсе не хотелось, чтобы она побежала в полицейский участок и устроила скандал шерифу. Оуэн обернулся на притихшего было Милоша.
— Кажется, твой отец зашел к Уатту Маршаллу и поговорил с ним относительно Билла.
— Как ты мог, папа?! — Надя подошла к нему. Стоявшие рядом дяди поглядывали на Милоша с уважением. — И ты решил разобраться с ним, не дожидаясь суда?
— Я уже говорил Оуэну, что не собираюсь жаловаться властям. — Он ткнул пальцем в свою волосатую грудь и торжественно произнес: — Я, Милош Кондратович, свободный человек. Я не позволю каким-то людям в черных платьях указывать мне, что есть правильно и как защищать мою семью!
Надя посмотрела на Оуэна.
— Когда назначено слушание?
— Поскольку твой отец отказался от обвинения, этим делом займется моя компания. Уатт Маршалл должен ответить за то, что натворил. Ведь кто-то мог и погибнуть. Я же далек от мысли освободить его от ответственности. Трагедия может произойти снова.
— Хорошо. — Надя кивнула и обернулась к отцу. — Это, верно, Маршалл так тебя разукрасил?
— Он ударил меня только раз, — проворчал Милош. — И все потому, что этот человек — трус. И он ударил-то, когда я отвернулся.
— Тогда почему ты очутился в тюрьме?
— Потому, что я влепил ему в ответ.
Надя снова посмотрела на Оуэна.
— Они сажают людей в тюрьму только за то, что те защищаются?
— Вовсе нет, — возразил Оуэн. — Твой отец очень сильный человек, а Маршалл… — Он почтительно поклонился старику. — Твой отец уложил его отдыхать и вроде надолго.
— И ты был свидетелем этой заварухи?
— Разумеется нет. Я ничего об этом не знал, пока из тюрьмы мне не позвонил сам Милош. Кажется, он решил, что только я способен вызволить его оттуда.
Надя медленно повернулась к отцу и, упираясь пальцем в его грудь, сказала:
— Как могло…
Милош отмахнулся от пальца, неторопливо обошел машину Оуэна, затем скрестил руки на груди и воскликнул:
— Обращаюсь ко всем! Я желаю сделать заявление.
В таборе установилось полное молчание.
— Мой лучший американский друг Оуэн оказал мне и моей семье огромную услугу, защитил и освободил меня. Я перед ним в долгу и знаю, чем отплатить.
Он оглядел всех своих родственников и убедился, что его слушают внимательно.
— Я, Милош Зурка Кондратович, — забасил он, — отдаю тебе, Оуэн, одно из самых дорогих своих сокровищ, дочь Надю Катрину в жены.
У Оуэна отвалилась челюсть.
Надя, даже не взглянув на Оуэна, продолжала смотреть на отца так, словно в первый раз его увидела. Яркий румянец выступил на ее щеках. Она что-то тихо сказала родителям по-русски, сопровождая свою речь жестами. С каждым словом голос ее становился все громче и громче. Те, кто стоял близко, отошли от Нади на безопасное расстояние. Милош что-то бормотал, пытаясь заглушить ее звонкий голос. Надя закончила выступление явно злой фразой, подбоченилась и испепеляющим взором окинула отца.
Оуэну не понравились ни улыбка, сморщившая лицо Милоша, ни алая краска, залившая щеки его дочери. Почему бы Наде, как и большинству ее родственников, не превратить этот эпизод в шутку? Он попытался воззвать к чувству юмора Нади.
— Что касается меня, — сказал он, — то я отвечу: не согласен.
Надина реакция на его слова была быстрой и гневной. Она топнула ногой, погрозила кулачком и что- то произнесла по-русски. Затем резко повернулась, подняв облачко пыли, и зашагала прочь под удивленными взглядами близких. Оуэн хотел последовать за ней, но Милош его остановил.
— Если тебе дорога жизнь, не трогай ее, пусть сначала остынет. Так-то, мой лучший друг в Америке.
Оуэн крепко пожал Милошу руку и посмотрел в ту сторону, куда направлялась Надя. Она шла не домой, а к тому самому ручью.
— Объясни мне, Милош, почему Надя так разозлилась не на шутку. И кроме того, ты действительно шутил?
— Да, да. Это была шутка, — ответил Милош. — Я давно говорил Наде, что выходить замуж надо по любви. — Он посмотрел на жену и улыбнулся. — Мы хотим, чтобы наши дети имели то, что мы имеем.
— А что так расстроило ее?
— Она очень многое помнит. — Милош грустно покачал головой. — Она помнит подруг, выходивших замуж за нелюбимых или за тех, кого совсем не знали. Такая традиция еще существует у цыган.
Оуэн взъерошил волосы.
— Тогда какого черта ты шутишь по этому поводу?
Милош с гордостью улыбнулся.
— Чтобы она прекратила учить меня, как не попадать в тюрьму. — Оуэн опустил голову. — Брось грустить, мой друг, — сказал Милош и хлопнул Оуэна по спине. — Все прекрасно.
— Как ты можешь так говорить?
— А ты не заметил, как горячо выступала моя дочь?
— Разумеется, заметил. Она была зла, как разгневанная кошка.
— Да, да. Это-то и хорошо. Вот если бы рассмеялась, было бы плохо. Это означало бы, что у нее нет к тебе чувства. Но раз она взвилась, у нее много чувства к тебе, мой американский друг.
Оуэн поскреб подбородок.
— То, что ты сказал, мне неясно.
— Что значит неясно?
— Это… неважно, Милош. — Он двинулся туда, где, по его предположению, находилась Надя. — Дорогой мой цыганский друг, можешь сделать мне одолжение?
— Только скажи какое, и я все сделаю.
— В следующий раз, когда тебя посадят в каталажку, пожалуйста, не звони мне!
10
Надя сидела под деревом и бросала камешки в ручей. Оуэн осторожно раздвинул ветви кустарника и сел рядом.
— Можно?
— Это же свободная страна, — сказала она, даже не взглянув на него, и продолжала меланхолично кидать камешки в журчащий поток.
— Страна, конечно, свободная, однако ты хозяйка этого ранчо.
— Мне принадлежат только две трети земли, остальной владеет компания Прескотт. — Она взялась за новый камешек. — Кто определит, что ты сидишь именно на территории Прескоттов?
— В прошлый раз, Надя, я уже сказал тебе, что не имею никакого отношения к этому банку.
— Но банк носит твое имя?
Он откинулся на локти и вытянул ноги.
— Почему ты споришь со мной? Неужели из-за того, что твой отец позвонил из тюрьмы мне, а не тебе? Или из-за того, что он отпустил неуместную шутку?
Надя обняла руками колени и положила на них голову.
