Александр Пушкин и его время

Звезда полуночи сверкает
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает,
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец

И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
 Он видит живо пред очами,
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.

Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты, в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
О стыд! о ужас наших дней.
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.

И это все открыто писалось тогда, когда звезда графа Аракчеева поднималась все выше и выше!

Безвестное шептанье стишков приятелю или жене на ухо — одно дело, а аккуратно, писарски переписанные стихи за подписью известного молодого поэта, чиновника Государственной Коллегии иностранных дел, идущие по всей России, — совсем другое.

Поэт в начало своей оды «Вольность» вмонтировал в нескольких стихах целую теорию государственного права свободного европейского государства, согласно пламенной теории Николая Тургенева, а также заключил оду концовкой в рассудительно-тургеневском стиле. Однако надо признать, что строки о принципиальности закона не имели успеха. Зато часть, эффектно описывающая самое цареубийство, принята была с полным успехом.

Владыки! —

писал Пушкин, —

Вам венец и трон
Дает закон — а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас закон.

И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!

Суждения Пушкина вполне определенны и не допускают разных толкований. И восемнадцатилетний поэт обращается «к царям» с такой яркой тирадой-поучением:

И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров, темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды,
Склонитесь первые главой
Под сень надежную закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.

Эти стихи читались всюду, подымали дух дворянских заговорщиков, требовавших от, царя соблюдения его обещаний, наконец дошли до самого Александра.

Необходимо указать, что в это же петербургское трехлетие Пушкиным было написано еще одно стихотворение, которое было тоже истолковано и принято публикой в рукописях с известным искажением смысла. В июле 1819 года Пушкин после болезни посещает Михайловское, живет там на отдыхе, теснее знакомится с семейством Прасковьи Александровны Осиповой в усадьбе Тригорское, где подросли и расцвели ее дочери,

В этой обстановке, среди русской природы поэт написал стихи «Деревня».

Я твой,—

восклицает поэт, обращаясь к «пустынному уголку».

Поэт сливается с деревней, с этим мирным бытом, с этой тишиной, — с этим «довольством и трудом», находит в этой истине «блаженство» — и так говорит о себе:

Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить…

Тургеневский мотив требований закона явственно звучит и здесь, в этой деревенской тишине, где, однако, этот «закон на случай» не соблюдается, потому что