кажущего носа. Адрес, где он находится, вычислить труда не составило: набрав домашний номер, услышала его «алло». Козлы все-таки мужики. Поэтому использовать их нужно сразу и на всю катушку — все равно ведь уйдут. А она за него еще хлопотала перед Козельским…
За пленкой приехал его личный телохранитель. Если бы кто-то со стороны, подобно ей, угадывал влюбленные парочки, то от них бы отвернулся — изначально деловая встреча. В Москве безумно много стало деловых встреч…
— Не опоздала? — выказывая свою заботу, с внутренней усмешкой поинтересовалась Людмила у Григория, лишь вернувшись в кабинет.
— Нет, мне перенесли встречу на два часа позже. Так что все магазины Маросейки — твои.
— Серафима Григорьевича будешь предупреждать, что уходишь, или ты тоже где-то здесь?
Замерла перед ответом — всегда интересно ставить в неудобное положение слишком хитрых.
— Скажешь, что где-то здесь. — Выбор объяснений за свое отсутствие оказался достаточно скуден, и он в точности повторил алиби бегавшей на встречу Людмилы.
Но, наверное, потому, что эта фраза не оставляет в то же время ни одной зацепки и опробовалась уже множеством поколений, использовали ее охотно и смело. Хотя, задавая вопрос, Людмила желала узнать другое: станет ли Вараха хоть и косвенно, но показывать, что начальство все знает?
Не стал. Пожалел. Но начальство или себя? И что приготовит для него при встрече Козельский? Набьет морду? Это сейчас не модно. Скорее всего начнет шантажировать, угрожать семье. Бедный Гриша. Но за все приходится в этой жизни платить.
— Ладно, я пошел, — не выдержав, поднялся Григорий. Долго возился с «дипломатом», размышляя, брать или не брать его. Решился взять — видимо, чтобы хоть чем-то занять руки.
— Удачи, — пожелала Людмила.
— Пускай будет, — искренне принял ее подполковник.
Возвратился он через довольно-таки продолжительное время. Людмила, сверявшая документы, прошла добрых две сотни номеров, прежде чем отворилась дверь и появился Вараха. Она попыталась по его настроению определить, чем закончилась встреча, но Григорий неожиданно сам, словно в нетерпении с кем-то поделиться, с сожалением произнес:
— Что-то не пришли на встречу. Мне не звонили случайно в это время?
— Нет.
Значит, Козельский не решил, что делать. Может, оно и лучше — на этой его неопределенности она сможет подзаработать значительно больше.
А Григорий так до конца рабочего дня и просидел, не спуская глаз с телефона. Но тот молчал, и Людмила, уходя домой, искренне пожелала ему дождаться известий.
Но то ли в этом уже не было необходимости, то ли Козельский предполагал о возможном подключении к телефону Варахи, но заглянувшему Моржаретову Григорий отрицательно и виновато помотал головой — ничего.
Это скорее всего означало, что где-то был допущен прокол и Вараху начали выводить из игры. Но только станут выводить или решатся убрать? Насколько глубоко они допустили к себе оперативника? Вроде ничего особого не было — только две встречи, и то с разными людьми. А если прокололись сами связники? Нет-нет, на это списывать легче всего. Вон Василий Васильевич не смог появиться — и тут же приехал другой. Из-за связников оперативника они терять не станут. Тогда что еще? Проверяют реакцию? Но зачем? Никакого смысла. Разрывают отношения? Но тогда зачем их было завязывать?
Предполагать можно было все что угодно, но в сложившейся ситуации сделать нужно было единственное — оградить Вараху от случайностей. Взять под негласный контроль. Его самого и его семью. До прояснения ситуации.
— Побудешь под нашим наблюдением, — еказал Григорию свое решение полковник, когда ожидание звонка потеряло всякий смысл.
— Значит, где-то прокололись, — с сожалением согласился на неприятнейший для себя итог Григорий.
На миг предположил: а что было бы, не признайся он Моржаретову о первой встрече в гостинице? Теперь же, если его раскрутили коммерсанты, остается только надеяться, что его просто оставят в покое. А если не оставят…
— Может быть, — не стал отрицать предположение Варахи полковник. — Предупреди жену и сына о некоторой осторожности. В этом деле лучше перестраховаться, — тут же успокоил. — Ну, до завтра.
Пожав и даже для бодрости встряхнув руку подполковника, Моржаретов поднялся к себе в кабинет. Оглядел разложенные по стопочкам и папкам бумаги. Можно ли будет дождаться когда-нибудь момента, когда стол окажется чист? Наверное, подобное возможно в том случае, если занимаешься каким-то одним делом. А когда их — от нефти до подстраховки собственных сотрудников, а в промежутке — банковские операции, посредническая деятельность, специальные расследования, розыск, валютное законодательство, страховые компании — словом, все, чем наградил нас рынок и что легло на плечи оперативного управления!
Набрал номер Глебыча. Тот, на удивление, оказался на месте.
— Ну что?
Интересовал и связывал их на данный момент лишь Соломатин.
— А как насчет освободить из-под стражи?
— «Мера пресечения отменяется, когда в ней отпадает дальнейшая необходимость, или изменяется на более мягкую, когда это вызывается обстоятельствами дела», — зачитал на память Глебов статью из Уголовно-процессуального кодекса.
— Бюрократ ты, — дал оценку своему другу Моржаретов.
— От такого же слышу. Как медичка и поясничка?
— В рифму. Скоро Маяковским станешь.
— Да не о том речь.
— А я — о том. А ежели ты про курс лечения, то мне бы найти врача, который освобождает шею от всяких вводных.
— Э-э, брат, тут тебе нужно к Михаилу Ножкину. Помнишь у него: «А на кладбище все спокойненько…» Или в крайнем случае возвращайся обратно к нам. Здесь так навалят на эту шею, что думать о ней просто не будет времени.
— Поговорили, — закончил разговор Моржаретов.
— Поговорили, — попрощался и Глебов.
27
Соломатин, еще чуть ли не вчера возмущавшийся законами, по которым освободили террористов, теперь сам питал надежду попасть под один из пунктов, разрешающих во время следствия находиться на свободе.
Он ничуть не сомневался, что вся провокация против него — результат встречи с Иваном во время перехвата списков. А вот один Черевач действовал или совместо с Буслаевым — его уже, собственно, не интересовало. Захотелось другого — увидеть Ивана. Приехать к нему и посмотреть в глаза. И все! Приехать и посмотреть. Приехать и посмотреть. Свобода нужна только для этого.
Сокамерником оказался, видимо, такой же не причастный к событию, навешенному на него, и потому ничего не понимающий молоденький парнишка. Забившись в угол, он затравленно озирался по сторонам, вздрагивая при каждом звуке. Попытка Бориса вывести его из этого состояния успехом не увенчалась, да и что было лезть к другому, когда своего хватало через край.
Поэтому — уввдеть Черевача! Эта мысль застолбилась настолько, что мешала думать о собственной защите, выстраивать план действий. Важнее момента, чем тот, когда он посмотрит в глаза Ивану, не существовало. Хорошо, если бы это произошло еще и при Наде. И если Черевач хоть на йоту виновен в подстроенном убийстве, Борис почувствует это. И уже никогда не простит. Так что знать правду оказалось
