но я вроде доказал, что лучше переработкой заняться где-либо в Беларуси или на Украине, а уж в ту самую Африку, где ждут нашу нефть и готовы покупать ее по более высоким, чем мировые, ценам, перегонять готовую продукцию.
— Вы, — Козельский указал сразу на двоих, — займетесь созданием фирм-«ширм», по которым, если мы хотим уберечь от налогов наши капиталы, станем гонять деньги. Будьте готовы мгновенно самоликвидироваться, как только почувствуете внимание к себе налоговых органов. Именно на вас должны прерываться все следы. Здесь, я думаю, проблем у нас меньше всего.
Впрочем, в этом убеждать никого было не нужно: не зарегистрировать фирму в России в начале девяностых годов могли только ленивые да совестливые. А регистрировать можно было все. Хоть трубопроводный завод, хоть частный космодром. Какое-нибудь АО по выделке шерсти или разведению моллюсков. Можно все это на один адрес. Он тоже может быть любой — квартира старушки-пенсионерки, Красная площадь, собачья конура — уточнять адреса новых коммерческих структур не то что считалось зазорным, а по всяким распоряжениям их вообще запрещалось проверять. Лозунг дня — все во имя предпринимателя, все ради частного бизнеса. Четыре тысячи фирм в одной однокомнатной квартире? Но ведь не запрещено! Двести пошивочных и отделочных мастерских в магазине «Фарфор» на Тверской? А где записано, что нельзя? Фирма в Тамбове, офис в Москве, расчетный счет в Магадане? А ничего страшного, важнее заполнить страну предприимчивыми людьми. Которые, конечно же, не щадя живота своего и не думая о собственном кошельке, прямо-таки жаждут обустроить Россию. Ерунда, что страна нищала, а новоявленные обустроители все меняли и меняли «лады» на «мерседесы», дачи в Подмосковье — на особняки на Канарах. Чего мелочиться-то…
— Вы, — посмотрел Козельский на представительного мужчину, безучастно на первый взгляд взиравшего на расклад в затеваемой игре, а на деле просто заранее знавшего свою особую роль и потому не мельтешившего, — станете держать на контроле всю цепочку, от скважины, — он опять посмотрел на пожилого, — до раздачи всем процентов от заработанного. Вопросы?
В каюте повисла тишина. Все посмотрели на последнего участника договора, которому не досталось роли, — толстенького подслеповатого коротышку, за все время не произнесшего ни одного слова. Он спокойно выдержал взгляды, и стало ясно: Козельский без него — никто. Можно было разочароваться в хозяине яхты, смутиться своему подобострастию перед ним, но благоразумие взяло верх: в мире денег одиночки не работают, за каждым кто-нибудь да стоит.
И только после этого озарения руку, словно в школе, поднял один из тех, кому определили создавать «ширмы»:
— На каждом повороте нефтепровода сидят по пять-шесть кооперативов. Как вести себя с ними?
Все вновь невольно посмотрели на коротышку, но тот по-прежнему молча передал главенствующую роль Вадиму Дмитриевичу, подтверждая его полномочия.
— Трубе тоже жить надо, — словно не заметив переглядов, отмел любую возможную агрессивность по отношению к кооперативам Козельский. — Нужно будет вначале взять всех на учет, а потом решим, каким образом станем договариваться. Не нужно спорить из-за копейки там, где на выходе рубли. Могу сказать, что уже по сегодняшним самым скромным подсчетам с каждой тонны мы будем иметь только за разницу в продаже между мировой ценой и договорной 10 долларов. Плюс все накрутки.
— Это много, — мгновенно прикинул пожилой.
— Достаточно много, — согласился Козельский. — Более того, я думаю, мы подготовим постановление правительства, чтобы не возвращать доллары из-за рубежа и не отдавать половину из них Центробанку. Нужно только придумать какую-нибудь убедительную программу поддержки, допустим, народов Севера. И вместо денег пустим бартер. А здесь возможности скрыть деньга как нигде велики. Но это детали, которые мы разработаем после. Шампанское?
Не встретив возражений, Козельский достал с полочки бутылку, ловко снял обертку. Взболтал бутылку и переломил проволоку, державшую пробку. Хлопок получился звонким, без задержки. Первый бокал Козельский уважительно наполнил коротышке. Тот не отнекивался, но и пить тоже не стал — лишь пригубил вино. Подождав немного, он поднялся на палубу, а затем по пружинившему на каждый его шаг трапу сошел на берег.
Однако побродить в одиночестве не получилось: за первыми же кустами официантка с яхты лениво отмахивалась от ухаживаний огромного начальника службы охраны «Южного креста». Увидев постороннего, они чуть присмирели, но не успел коротышка отойти на приличное расстояние, как услышал шепот:
— И надо же было такому уродиться, прости господи! Типичный жид.
И женский смех.
Коротышка замер, но сдержался, продолжил путь. И лишь следы на песке стали шире: такое бывает, когда небольшого росточка люди вдруг начинают видеть перед собою цель. В этом случае могло быть только мщение: перед честолюбивыми, болезненного самолюбия людьми нельзя вслух произносить о них то, чего не хотелось бы им самим в себе замечать…
5
Моржаретов решительно распахнул дверь в женский туалет и подтолкнул внутрь сопровождавшего его парня:
— Прошу. Давай-давай, Борис Михайлович, не стесняйся, здесь для тебя теперь все свои.
В предбанничке у раковины расставляла на подносе вымытые кофейные чашки женщина. Обернувшись на вошедших, расплылась в улыбке, вытерла плечом попавшие на лицо капельки воды:
— Ой, Серафим Григорьевич! Сто лет не заглядывали. Как уехали на Маросейку, не захватив с собой подчиненных, так как будто и не знаемся. Чай, кофе?
— Людочка, из твоих рук хоть цианистый калий. Только он спасет от стыда, которым ты заклеймила своего начальника.
— Серафим Григорьевич, я не…
— И я «не»… Там кто-нибудь есть? — кивнул за перегородку полковник.
— Сидят. Хорошо, что курить перестали.
— Вараха! — крикнул полковник. — Почему начальство не встречаешь?
Из туалета выскочил, поправляя рубашку, коренастый парень с небольшими усиками на круглом лице.
— Здравия желаю, Серафим Григорьевич! — совершенно не пугаясь грозного вида начальника, улыбнулся хитроватый на вид Вараха.
Видимо, отношения среди обитателей туалета складывались если и не задолго до создания департамента, то по крайней мере и не вчера и каждый мог себе позволить чуточку больше, чем просто служебные контакты.
— Привет! Все дурачишься? — кивнул на дверь полковник.
— Никак нет, просто руки не доходят, — ответил Вараха. Как понял Борис, речь шла о дверной табличке с женской фигуркой. — Зато мужики лишние не ходят и сведена на нет опасность увода нашей Людмилы.
— Да ладно вам, — зарделась та и вновь повела плечом. Не сдержалась, пококетничала: — Кому я нужна!
«Да нет, красивая», — подумал про себя Борис и пристально, желая поймать ответный взгляд, посмотрел на Люду. Русые волосы на прямой пробор, круглое лицо, статненькая, крепко сложенная — такую можно и на картину о благородных русских княгинях. Даже грязная капелька воды, которую она не смогла стряхнуть плечом, не портила ее внешности. Такие останавливали внимание Бориса, и хотя было заметно, что краем глаза «княгиня» увидела его взгляд, она все же сдержалась, не посмотрела ответно.
— А ежели, согласно табличке, забежит какая дама, — продолжил Вараха, — мы спокойно, насколько у нее хватает терпения, объясняем, что туалет переехал этажом ниже, а здесь работают
