рукой на океан. Заревев, лев отступил, оглянулся на воду, потом, резво повернувшись всем своим громоздким, тяжелым телом, бросился рывками к океану.
— …смей обижать… котов! — послышался голос Альки. — Не смей…
Догнав зверя, она стукнула его палкой по спине и тотчас отскочила. Смешно выбрасывая вперед ласты, которые, как две тяжелые доски, гулко шлепали по песку, лев устремился к воде. Волны шумно выкатывались на берег. Выбрав момент, лев вошел в океан, поплыл, а потом поднырнул под очередную волну, и через несколько мгновений его мокрая голова показалась на другой ее стороне. Отплывая от берега, морской лев, как теплоход, покидающий порт, протяжно проревел.
— Я сильнее морского льва! Я прогнала его с берега! — выкрикивая, подбежала девочка к Волкову. — Я и всех львов могу…
— Ты противная, хвастливая девчонка! — прорычал Волков, хватая ее за плечи.
— Не трогай меня, пусти! Я из племени унангунов, а ты кто? — выкрикнула Алька, мотая головой, отчего волосы закрыли все ее лицо, только глаза бешено сверкали через их пряди. — А ты кто? Ты?
— И если ты еще хоть раз… то я тебя!..
— Что ты меня? Пусти, мне больно, — она рванулась. — Пусти!
Волков оттолкнул ее, девочка упала, вскочила. Сжав кулачки, оскалив зубы, как маленький злой зверек, она бросилась на него. Волков поймал ее и прижал к себе, но Алька пиналась, выла, а потом, изловчившись, укусила его за руку, и тот, охнув, отпустил ее.
Отбежав в сторону, девочка шумно дышала вздрагивающими ноздрями. Покачав головой, успокаиваясь, он сказал:
— Что с тобой? Гляди, что ты сделала. Разве девочки кусаются?
— А зачем ты меня толкнул? Разве взрослые толкают детей?
— А зачем ты пришла ко льву? Он же мог тебя…
— А потому, что мама говорила… и Лена тоже, и дед Захар: так у воинов племени унангунов смелость проверялась! Вот! Надо подойти к спящему льву и почесать ему нос. И тогда считалось, что ты настоящий смелый-пресмелый мужчина… или там женщина. И девочка тоже! И я уже подходила и чесала, и Лена тоже, и Толик. Гляди!
Подбежав к Волкову, она торопливо расстегнула пуговички на ковбойке и показала клык на нитке из голубых бусинок.
— И вот тогда воин племени унангунов может это носить. И он тогда уже не просто воин, а он уже и брат морского льва. А я сестра!
— Ну ладно. Подойди ко мне, сестра морского льва, — сказал Волков примирительно. — Считай, что мы оба немного погорячились… Просто я очень испугался за тебя. Я не хотел тебя обидеть.
— Я тоже, — быстро проговорила Алька. — Но я уже предупреждала: со мной такое бывает. Находит вдруг. И хочется сделать что-то такое, ну прямо необыкновенное. Или вот просто завизжать!
— Что ж, завизжи, — сказал Волков, но девочка молчала, и тогда, помедлив немного, он спросил: — Послушай… а можно и мне?
Они посмотрели на лежбище: некоторые львы продолжали спать, другие, разбуженные ревом Боксера, зевали, крутили головами, чесались. Отойдя в сторонку, Алька осмотрела Волкова с ног до головы, и тот невольно распрямился, чтобы казаться еще выше. Поправив перо, воткнутое в волосы, и скрестив руки, Алька прошлась перед ним взад-вперед и сказала:
— Лена говорила, что на совете старейших племени унангунов решалось, кому это можно, а кому и нельзя. Но совета уже нет, и вообще уже никого нет. Так вот: я тебе разрешаю войти в род Морского Льва.
— Спасибо, Алиса. Сейчас я…
— Не здесь! Тут все уже попросыпались. Идем во-он туда.
Они прошлись метров пятьдесят по лежбищу в самый его угол. Спало тут еще с десяток львов. Один — у самого края. А возле него — Тупорылый.
— А если не льву, а львенку? — спросил Волков, ощущая неприятный холодок страха между лопатками.
— Не считается, — строго сказала девочка. — Подходи точно к голове. Не сбоку. И не слишком близко. Ну чтобы дотянуться лишь мог… Иди.
— Иду, — отозвался Волков и тут же подумал: «А не буёк ли у меня вместо головы?» Почему-то засмеявшись, он поправил берет и шагнул.
Ноги были словно из чугуна. Чем ближе он подходил ко льву, тем труднее было их переставлять. Щепка треснула под ногой… Песок не скрипел, а буквально гремел! Спите, зверушки, спите… Ну вот еще один шаг, еще… Волков остановился. Громадная, как бочонок, башка льва лежала перед ним. На щеках зверя прилип сырой песок, топорщились жесткие, каждый в полметра, усищи. Уши у льва были маленькие, будто обкусанные. Волков оглянулся: Алька глядела на него, сжимая в руках винчестер. Она нетерпеливо мотнула головой: ну же! Ощущая резкий запах, идущий от зверя, Волков наклонился и протянул руку. Лев поморщился во сне, усы его вздрогнули. Волков замер и почувствовал, как едкая капля пота скатилась в уголок правого глаза; он осторожно прикоснулся к носу льва и провел пальцами по жесткой влажной шерсти. Вздохнув, лев, не открывая глаз, мотнул башкой, думая, что это муха по нему бегает… Не спуская с него взгляда, Волков отступил, шагнул к Тупорылому и потрепал его ладонью по холке. Кот дернулся, а Волков повернулся и быстро пошел прочь. Раскрыв глаза, Тупорылый вскочил на ласты и, фыркнув, бросился за Волковым. Алька побежала навстречу, схватила Волкова за руку, потянула за собой… Заглушая гром наката, звери ревели, гремела галька, с плеском катилась по лайде вода.
— Ну вот и я тоже брат! — смеялся Волков, карабкаясь на крутой откос лайды. — И морского кота тоже.
— А я сестра льва! Значит, и твоя! — выкрикивала Алька и все тянула Волкова от лежбища, от зверей. — Значит, мы уже теперь совсем-совсем породнились! И со львами и с океаном, да?
Ну конечно, а как же? Однако стоп! Бросим-ка тут якорь. — Волков опустился на сырое бревно. — Садись.
Они хохотали, вспоминая, как наморщился лев, как сверкнули выпуклые глаза Тупорылого, как он мчался за ними по лайде. Потом, успокоившись, глядели на лежбище, на зверей, и Волков думал о том, что вот ведь не было у него ни братьев, ни сестер, и надо же — появились. И какие! Брат морской лев, брат морской кот. Дымя трубкой, он с легкой душой глядел на океан, далекие горы, львов, выбирающихся на берег; на летящих птиц и думал, что жизнь становится все сложнее и все интереснее…
Алька не ошиблась: к вечеру туман сгинул, его как и не бывало. По установившемуся распорядку, вернувшись с лайды, они после обеда занимались домом. Нужно было заменить на крыше с пяток досок, а когда начали с ними возиться, то оказалось, что и другие менять надо. Досок у дома оказалось маловато, и они опять таскали их с лайды, а потом поднимали и прилаживали на крыше. К вечеру все же закончили. И так было приятно после всех дневных событий и трудов сесть на скамейку возле дома и, чувствуя ломоту в мышцах, любоваться бухтой и молчать, размышляя о разных сложных жизненных проблемах. Как-то обстоят дела в арбитражной комиссии? Волков просил одного из своих друзей сообщить ему на Командоры, чем это и как все это закончится… О Лене он почти не думал. Вернее, старался не думать.
Теплым выдался вечер, тихим, безветренным. Все было красным. Красное предзакатное небо, красная вода в бухте, а по ней, будто черные зерна мака, рассыпаны птицы. Намаялись за день в поисках пищи для прожорливых птенцов; наломали крылья в бесконечных перелетах и вот, оставив на время молодежь, покинули обрывистые утесы и опустились на воду. Плещутся, поправляют выбившиеся из крыльев перья, наслаждаются покоем и тихой погодой.
Кит проплыл вдоль берега на юг, и Алька долго убеждала Волкова, что это, конечно же, их знакомый кит Жорка, что лишь только он может так высоко выдыхать фонтанчик водяных паров и брызг, и приплыл он сюда взглянуть, как они устроились.
— Чайки сейчас полетят на озерко соль с перышек смывать, — сказала девочка устало. — Чайки каждый вечер летают мыться. Чистюльки. Во-он, видите? Полетели.
Действительно, со стороны океана спешили к озеру одна за другой чайки. Они опускались там, где помельче, и плескались, подгребая крыльями воду и забрасывая ее себе на спину, голову, шею.
— Ой, глядите-ка… сова! — удивленно воскликнула Алька. — Хромая!
