идти. Снег насыпался в валенки, таял там. Скоро портянки стали мокрыми. Потом они быстро оледенели, пальцы ног начало покалывать, подергивать судорогой. А в груди было жарко, внутри все обжигало. Юргин распахивал полушубок, но, понимая все-таки, что жар этот обманчив, застегивался. Когда застегивался, пальцы его будто обламывались.
... По сугробам, среди непроходимых буреломов, Юргин путался всю ночь. Только к утру он окончательно выбился из сил и, чувствуя, что засыпает, упал лицом вниз в горячий сугроб. Последней мыслью его было: «Надо бы мешочек-то под голову, на всякий случай...» Он привстал на колени, снял мешочек. Но положить под голову у него уже не хватило сил.
Через полчаса он закоченел.
Колхозники еще раз оглядели труп.
— Ну что же, — промолвил Захар медленно, — так или иначе, но один беглец вроде отыскался.
— Думаешь, их двое было? — спросил Корнеев.
Председатель только пожал плечами.
— Надо же милицию сюда! — воскликнул Мишка. — Может, они и другого отыщут.
— Послано за милицией, — сказал кто-то.
Другой или другая так и не отыскалась. Но вскоре она дала о себе знать.
Ровно через два дня после того, когда нашли труп Юргина, потерялся сынишка Зины и Митьки Кургановых, а еще через три исчезла из деревни и сама Зина.
Все началось в теплое, солнечное утро. По высокому небу проплывали небольшие кучки облаков. Зина выпустила сынишку погулять во двор.
— Только на дорогу не выходи, сынок, — сказала Зина, выводя его на крыльцо.
— Ладно, — пообещал мальчик, задрав голову, с любопытством рассматривая облака. — А куда это они плывут?
— Какой ты у меня любопытный! — рассмеялась радостно Зина. — Они уплывают подальше от деревни, в тайгу, чтоб людям солнышко не загораживать.
— Ага, — подумав, согласился мальчик. — И чтоб мне теплее было от солнышка.
Зина поцеловала сынишку и вернулась в дом, принялась готовить завтрак. Фрол еще на рассвете ушел в колхозную контору, Митька убежал в ремонтную мастерскую, а Степанида с утра затеяла стирку.
Захлопотавшись, женщины не заметили, как прошел час. Пришел завтракать Фрол, следом за ним Митька.
— Крикни там сына, Митя, — попросила Зина, собирая на стол. — Где-то он тут, возле дома.
— Как же я не приметил мужика, — сказал Митька, выходя из дома. Минут через пять вернулся. — Слушай, нету его.
— Да он, может, к Корнеевым ушел, — проговорила Степанида. — Он все с ихними ребятишками играет.
Митька опять шагнул за порог. Через четверть часа он возвратился с тем же:
— Нигде нету...
— Господи! — встревожилась Зина, принялась развязывать на спине тесемки ситцевого фартука.
— Да чего ты? Найдется, — проговорила Степанида. — В какую дыру они, пострелы, только не залезут! Заигрался где-нибудь... Ешь давай...
— Нет, нет, вы завтракайте... — Разволновавшись, Зина никак не могла развязать тесемки. — Я сейчас, сейчас...
И прямо в фартуке выскочила на улицу. Через полчаса она, растрепанная, бледная, появилась в кухне, лихорадочно окинула ее глазами, бросилась в одну комнату, в другую.
— Не пришел? Я думала...
Фрол Курганов аккуратно поставил на стол недопитый стакан чаю. Митька, куривший после завтрака у раскрытого окна, поднялся с табуретки, выбросил на улицу папиросу.
— Сыночек, сыночек... — дважды всхлипнула Зина как-то тоскливо, беспомощно прислонилась спиной к стене, скомкала обеими руками фартук, уткнулась в него лицом и стала медленно оседать на пол.
— Зина, Зина!! — бросился к ней Митька, подхватил.
— Ну-ка... Спокойно у меня! — глухо произнес Фрол. — Нечего раньше времени... Найдем. Не иголка, а человек все же... Ты, Степанида, гляди за ней...
И снял с гвоздя фуражку. Митька побежал из дому следом за отцом...
... К обеду на ногах был весь колхоз. Метр за метром обшарили всю деревню. Мальчишка не находился.
Заметались по деревне разные предположения и догадки:
— Может, утонул. Выбежал на берег Светлихи гальками поиграть, да и...
— Или уснул где-нибудь в укромном местечке. Надо еще поискать...
— В тайге надо поискать, мужики. В прошлом году мой несмышленыш пошел за цветочками да и заблудился. Ладно Фрол Петрович с бригады ехал, услышал плач в лесу...
Последнее предположение было вернее всего, потому что стало известно: кто-то утром якобы увидел, как мальчик направлялся к увалу, за которым начинается тайга, и спросил: «Ты куда это, парень, шагаешь?» Мальчик ответил: «Пойду погляжу, куда облака уплывают». Но кто это видел — в суматохе так и не могли выяснить.
Захар Большаков разбил людей на группы и послал прочесывать тайгу. Они бродили по лесу весь остаток дня, всю ночь, освещая заросли факелами и электрическими фонарями.
Но все было напрасно. Захар сообщил о происшествии в милицию.
Наступило утро. В бешеной сутолоке прошел еще один день... И еще один...
... Митька, Фрол, Степанида, не сомкнувшие за эти трое суток ни на минуту глаз, осунулись, похудели. Вместе со всеми Степанида искала мальчишку по деревне, а Митька и Фрол лазали по тайге. Только Зина никуда не выходила из дому. Она почти все время ходила из угла в угол, глядела перед собой остекленевшими глазами, но ничего не видела, натыкалась на стол, кровати, стулья и все повторяла и повторяла: «Сыночек... сыночек мой...»
— Степанида, глаз не спускай с нее, — сказал жене на второй день Фрол, заскочивший на минуту выпить хоть кружку молока.
Зина три дня тоже не спала, ничего не ела. Глаза ее глубоко ввалились, потухли и ничего больше не выражали — ни отчаянья, ни тоски, ни горя. Это были пустые глаза. В них промелькнуло что-то, вспыхнул на миг и тотчас же погас какой-то огонек, когда Митька, вернувшись на третий день из леса, ободранный, исцарапанный ветками, молча швырнул в угол измятую синюю тряпку.
Митька посидел на табуретке, покачался из стороны в сторону, зажав голову руками, точно хотел оторвать ее и отшвырнуть прочь. Затем встал.
— Зинушка, ты легла бы, отдохнула...
— Нет, нет! — отскочила Зина, загородилась от Митьки руками. — Надо искать, я найду сыночка... Я знаю... я знаю... О Господи!
— Зина...
— Ты иди, Митенька, — слабо сказала Зина, глядя неживыми глазами на брошенную Митькой в угол тряпку. — Ты иди... тоже поищи...
Митька покорно вышел.
Уже садилось солнце. Зина стояла недвижимо у окна и глядела, не отрываясь, не мигая, как оно закатывается.
Когда стемнело, Степанида пошла доить корову. Едва она вышла, Зина торопливо отыскала на этажерке какой-то клочок бумаги, огрызок карандаша и нацарапала: «Митенька, прости...» Зачеркнула и написала: «Не прощает Бог, кто глумится над его деяниями...» Снова зачеркнула и вывела дрожащей рукой: «За отступничество кару я должна понести. Искать меня не надо, не найдете... Митенька, Митенька...»
Она хотела прибавить еще что-то, но не смогла, видимо, найти нужных слов. Бросила карандаш,
