— Тогда, док, вы должны иметь представление о воинской дисциплине… — Роше смерил громаду нависшего над ним чудака и вдруг в отчаянии махнул рукой:
— Ладно, раз Верховный допустил вас к участию в операции, то извольте подчиняться мне, как ее руководителю. Надеюсь, Мариус… Агент Таневич изложил вам ситуацию… Если нет, то изложит. А сейчас — оперативная группа в составе пяти человек продвигается вперед, осуществляет обнаружение преступников и заложников и далее действует по обстоятельствам. Например, вступает с этими типами в переговоры… Вы же с агентом Таневичем находитесь в э-э… экипаже, — Роше сделал широкий жест в сторону флаера, — и обеспечиваете нас с тыла. Дублируете связь со штабом и все такое… Мариус в курсе. И ни в коем случае не предпринимаете никаких самостоятельных действий. Вы способны исполнить такой приказ?
— Отчего же нет? — охотно продемонстрировал наличие у него доброй воли руководитель Федеральной Программы биобезопасности.
— Однако обещайте мне, что если господин Фюнф действительно является, как вы говорите, преступником… Я, вообще-то думаю, что это какое-то недоразумение… Так вот, если вы будете осуществлять задержание господина Фюнфа, то обещайте мне, что ему не будет причинено вреда, и что я смогу немедленно побеседовать с ним…
Роше тяжело вздохнул.
— Неужели вы не поняли, что старый мошенник просто морочил вам голову с какими-то, одному Черту известными целями? А вы ради этого протащились через половину Обитаемого Космоса и теперь торчите в этих буераках и подставляете башку под пули… Ну — воля ваша, господин академик. Обещаю вам полное соблюдение законности в отношении вашего подопечного. А сейчас, простите, мы, с вашего позволения, должны приступить наконец к делу…
— В принципе сюда, конечно, можно проникнуть каким-то путем с поверхности… — пояснил Мепистоппель. — Но единственный парень, который знал этот путь, тянет срок на плантациях и не скоро оттуда вернется… Для всех остальных — на маршруте полный комплект неприятностей. Начиная от противопехотных мин и кончая гипноиндукторами…
— Здесь — нехорошо… — коротко констатировал Тор. — Ты выбрал плохое место, чтобы спрятаться, Нос Коромыслом…
Они стояли на стальных плитах причала, и низкие железобетонные своды, казалось, давили им на плечи. Адельберто наклонил голову и прислушался к гулкой тишине. Он уже привык к мысли о том, что его Гость далеко не прост и к его заскокам следует относиться серьезно.
— Ч-черт… — наконец выдавил он из себя. — Ч-черт! Такое впечатление, что совсем недавно… Да нет, чушь… Мне показалось… Нет, действительно, только что какой-то из этих чертовых агрегатов работал… Пахнет разогретым металлом… И озоном. Это ведь цех… Точнее, целая галерея цехов. Или каких-то стендов… Нет, черт возьми, здесь все законсервировано! Невозможно включить здесь даже кофемолку… И все-таки — будь я проклят! — воняет горячим металлом…
— Это не металл, Нос Коромыслом… — покачал головой Тор.
И расстегнул футляр своего странного меча.
Тони ощущал себя совсем убитым. Убивало его главным образом полное отсутствие вокруг неведомо куда сгинувшего Бинки. Кто теперь знает, где прячет его четвероногого друга ненадежный партнер? Кто знает, что станет с ним, когда наступит роковой момент их встречи с силами зла, воплотившимися столь неожиданно в узкоплечего, затянутого в черное палача, одарившего его «личинкой», странствующей где-то в недрах его кровотока, пачкой кредиток на мелкие расходы и свободой — гнусной свободой предателя…
Он не мог отделаться от мерзкого ощущения, что уже предал своего лучшего друга, свой талисман… И теперь обречен предавать дальше и дальше. Всех и вся вокруг себя…
Надежный, солидный и мрачный, как сам Дьявол-Сатана, «лорд-мастер» высадил его там, где Тони и попросил, — на углу Центральной и Нижней, и никто не висел у него на хвосте ни до его разговора с Фотографом, ни после, по дороге к Терминалу. По крайней мере, он не засек никого. Но в том, что за ним наблюдают, и наблюдают внимательно, не сомневался. Безусловно, каждый его шаг становился известен коллегам узкоплечего палача.
Тем не менее, а может, именно поэтому он строго выдерживал все меры предосторожности. Взятую из камеры хранения Терминала карточку он заныкал во взятый напрокат потертый ноутбук, только наглухо запершись в кабинке отхожего места. Изучив карту и текст, он впервые за эти сутки рассмеялся. Мепистоппель окончательно сбрендил, если всерьез считает, что он, Тони Пайпер, в состоянии хотя бы наполовину пройти этот идиотский подземный лабиринт, напичканный хитроумными минами и ловушками… Тем не менее он честно постарался запомнить все, для такого подвига необходимое, стер из памяти компа всю эту чушь, сам комп запихнул в мусоропровод, спалил карточку (что оказалось делом нелегким), умылся и монорельсом отправился в город. Вышел у реки.
Он не торопился лезть в ловушку, совсем не торопился. Вместо этого он задумчиво побрел по знакомым с детства улицам, улочкам и дворам, погруженный в тягостные размышления о своем — в данной ситуации — дерьму подобии. Привычная, такая родная вывеска «Мамбы» как-то сама собой, ненавязчиво обратила на себя его внимание.
— Зачастил ты к нам… — безразличным тоном комментировал его появление Кунцевич — неизменный бармен заведения, импозантный, как канделябр в стиле ампир, и столь же бесполезный в эпоху автоматического розлива и электронных кредиток.
— Так наличными плачу… — мрачно отозвался Тони, устраиваясь у стойки и тяжким взглядом окидывая немногочисленную сегодня публику: с полдюжины основательно уже упившихся литераторов, отмечавших выход поэтического альманаха — совсем как настоящего, на бумаге.
— Не в настроении? — все так же безразлично осведомился Кунцевич и, не спрашивая, «что будем пить», налил Тони двойной бурбон.
Этого своего посетителя он знал как облупленного.
— Зато при деньгах, — все так же мрачно, не отвечая на вопрос, сказал Счастливчик.
— Что-то Бинки твоего не видно… — высказал наконец бармен немного сочувствия постоянному клиенту «Мамбы». — Не случилось чего с песиком?
Ответом ему был мрачный, чугунной тяжести взгляд.
Мучительно вздохнув, Пайпер, перед тем как опрокинуть бурбон в недра своего исстрадавшегося организма, привычным жестом похлопал себя по карманам и извлек потертый кожаный кисет.
— Дымить будешь? — неодобрительно предположил Кунцевич.
— Ничего, напоследок — не возбраняется… — совсем уж непонятно ответил Тони. — Нацеди-ка по второй…
Он потянул за стягивающую кисет кожаную лямку и чуть неожиданно для себя самого наткнулся пальцами на своего старого советчика — беса курильщиков. Вырезанный из крепкого импортного камня, Трубочник стал сегодня суровым и насупленным.
Тони сдул с него остатки табачных крошек и задумчиво всмотрелся в лицо своего последнего советчика, ожидая главной — он уже догадывался какой — подсказки, которая так нужна была ему на дороге «отсюда — туда»…
Кунцевич молча поставил перед ним второй стакан и двинул по стойке массивную зажигалку. Судя по всему, у клиента были основательные неприятности.
Тот почти не реагировал на эти жесты внимания. Взгляд Счастливчика был сосредоточен на каменном бесе, которого он поворачивал то так, то этак, словно пытался уловить какую-то небывалой красоты игру света на его потертых боках.
— Что-то ты…
Тень тревоги, вполне искренней на этот раз тревоги, прозвучала в этих словах насупленного бармена. Его внимание, впрочем, тут же отвлекла чета туристов, приближающаяся к стойке, и на пару минут Пайпер был оставлен наедине со своим талисманом. За это время тот подсказал ему решение всех проблем.
— Ну что ж, сатана гороховый, будь по-твоему! — решил Тони и спрятал Трубочника в кисет, а кисет
