племя? Одним словом — дурной народ, со Злом познавшийся… Недаром Государь Тан, по примеру своих предков, не реже чем раз в пару Больших Зим — по плохому духа расположению — народец этот то на крестах распинает, то в болотах топит, а то и по-простому — на кострах палит…
— Ну, — продолжил свой рассказ сэр Торн, — явно тут кем-то из Пятерых запахло, а по таким делам сам сэр Стефан с обоими своими братьями и, натурально, с отрядами их тут же к королю теперешнему Лоскутному, к самому Мири Пэлу, и пожаловали — аккурат тот всем табором своим сына своего младшего свадьбу играть надумал…
Сэр зловеще улыбнулся.
— Была бы им свадебка — та еще…
Торн хорошо представил себе, как это выглядело: тьма лесной поляны, разодранная пламенем костров, пестрый, разношерстный — от мала до велика — люд вокруг костров тех гомонящий, причудливые тени кибиток — гигантские и уродливые на экране стены вековых деревьев вокруг… И вдруг — словно черти из бутылки — в просветах между стволов, со всех сторон сразу — всадники! Во всеоружии! С мечами и кнутами. С раскрученными над головами арканами и «моргенштернами»! С диким гиком и свистом! С именем Доброго Дела на знамени!
И — полнейший переполох курятника под бомбежкой. Перевернутые столы, опрокинутые кибитки и возы, осатаневшие кони, женщины, влекущие своих чад бог весть куда… Сами эти чада, путающиеся под ногами и копытами, вперемежку с домашней птицей, крадеными поросятами и ошалевшими псами. Мужчины, пытающиеся уберечь и женщин, и детей, и добро — все сразу, а заодно хоть что-то объяснить рыцарям в броне, гарцующим на остатках праздничного пиршества… Непослушное пламя разметанных костров… Пожар в сумасшедшем доме. Во тьме ночной и под вулкана извержение…
Сэр Рённ щелкнул в воздухе пальцами, привлекая внимание отдавшегося своим мыслям Брата.
— Полыхать бы, Брат, той свадьбе синим пламенем, — гудел он, — да старый Мири все вовремя просек, в ножки Стефановым людям повалился и все, о чем спрашивали его, и выложил. Как на духу. В смысле — без утайки, похоже… В общем, в том все и дело было, что Врата Кочующие — тот сундук его поганый — еще одним Пришлым неделю назад разродился. Причем не простым, а таким, которого здесь, похоже, поджидали…
— Что значит — «поджидали»? — поинтересовался Торн.
— А то, что Одиночка — помнишь такую? — письмецо для него специально оставила. Точнее — пакет. Еще давненько… Так вот…
— Стоп, стоп, стоп, стоп… — попридержал плавное течение речи своего гостя Брат Торн. — С этого места — поподробнее, пожалуйста…
Он подлил в кружки хмельного, снял с углей вовремя поспевшие вертела с благоухающими, пронизанными янтарными прослойками сала ломтями мяса и бросил их на оловянное блюдо посреди стола. Сам же воплотил своей позой и выражением лица само Внимание.
— Да ты ж лучше меня ту историю знаешь… — прогудел сэр Рённ, с вожделением косясь на еще скворчащую кипящим жиром кабанину.
— Я и знаю, будь спокоен, — уверенно пробасил Брат, скрыв физиономию в недрах винной кружки.
В том, что история Одиночки основательно выветрилась из его памяти (если она туда и попадала когда-либо вообще), Брату сознаваться не хотелось. Помнилось ему только, что кличка та закрепилась за какой-то из одиночных Пришлых, что появляются в Мире Молний время от времени — без всяки знамений, тому предшествующих, и без знаков, эти явления определяющих, — в отличие от того, когда приходят очередные Пятеро. Та Пришлая покрутилась какое-то время среди Племен, да и попала в конце концов в услужение к Неназываемому. Так со многими Извне явившимися бывает. Всех и не упомнишь.
— Ты про пакет, про письмо-то уточни… — подтолкнул Брат впавшего в некую растерянность и потому переключившегося на наполнение своей утробы сэра.
— А что пакет? — развел сэр руками. — С ним у нас действительно прокол получился, так ведь все едино — не знает из нас никто, что в том пакете было. Так — догадываемся только… Запечатан он был, да и теми буковками, видно, надписан, что Пришлые пользуют. Как они лопотать начинают, так на слух все вроде ясно-понятно. А как накалякают что черным по белому, так все — конец. Ищи толмача… Ну, одним словом, перед тем как к Неназываемому податься, оставила Одиночка у Мири ту штуку — «тому, мол, кто следом за мной явится… Чтоб, значит, верным путем за мной шел». Ни хрена себе «верный путь» — скажу. Прямиком к Неназываемому в лапы… Ну да, впрочем, эт’я отвлекся… С тем, в общем, она и отчалила. Сам знаешь куда. В общем, оставила она пакет этот и приметы еще назвала — того, кому письмецо адресовано. И — никому больше! Но главное — имя!
Брат Торн поморщился, словно от зубной боли.
— Ну так давай, рожай! — нетерпеливо поторопил он собеседника. — Кто там из сундука того вылез? На кого похож, как по имени?
Сэр Рённ неловко завозился, разыскивая что-то в многочисленных карманах своей куртки. Наконец вытащил на свет божий листок плотной бумаги с ладонь размером и, поднеся его к свету плошки- светильника, прочел что-то про себя, старательно шевеля губами. Вновь обратил рассеянный взгляд своих серых, слегка навыкате глаз на собеседника и доложил:
— Имя-то? Да идиотское. Как и все у них, у Пришлых… Форрест, — прочитал он по слогам. — Форрест Дю… Тампль! Форрест Дю Тампль, одним словом. И приметы — вот. Рост выше среднего… Ну и все такое. Рот… Нос… Шрам над бровью… Словом — мужик как мужик. Вот…
Он двинул листок по столу к Торну и продолжил:
— Ну, как только Пришлый тот пакет вскрыл и то, что в нем было, прочитал, так тут же в путь и собрался. Ну а Мири, натурально, за штаны его не стал удерживать. Пришлый — он далеко не всегда подарок. В общем, как только оклемался тот Форрест да научился говоры здешние понимать, так и подался прямехонько в Горные Края. В обход Лесов, естественно. Причем, что обидно, ну прямо из-под самого Серафимова носа ушел. Тот смекнул и по горячему следу за ним и ломанул. Даже на Лоскутный народец времени тратить не стал — да и ни к чему это было, если уж они к нему честно, всем сердцем, с открытой душою… Ну… паре-тройке злыдней — из тех, что конокрадством особо славны были, — головы он, конечно, снял, да девок с полдюжины люди его с собой увели. А так — друзьями, можно сказать, расстались. Тут как раз и я со своим отрядиком Стефана нагнал и при расставании том поприсутствовал… Мири все еще в гости заезжать предлагал. Аж прослезился на прощание… Но не до того нашим было. Девок Серафим с молоденьким Айни к себе в Шантен отправил, а сам — налегке — за Пришлым двинул. Только тут нехорошо вышло…
Сэр отхлебнул вина и тяжко о чем-то задумался. Брат Торн напомнил ему о себе выразительным покашливанием.
— Словом, что и говорить, — покачал головой сэр Рённ. — Вовремя мы вслед Форресту тому тронулись. Да вот все ж запоздали малость. Промешкали…
— Ты бы, сэр, ближе к делу факты излагал, — морщась, как от зубной боли, поторопил его Брат Торн.
Он уже прикинул, что, судя по всему, сразу после этой беседы с украшением Славного Сословия ему придется отправляться в путь. И отправляться поспешно. Поэтому он лихорадочно шарил взглядом по погруженной в сумрак комнате в поисках своих брошенных где-то тут пожитков, которые надо было не забыть прихватить с собой. Сэр покосился на него и засопел — слегка обиженно.
— В общем, — угрюмо прогудел он, — получилось так, что поджидали того Форреста в дороге… Шепчущие поджидали. Судя по всему, из тех, что от Неназываемого к Меняле так и не переметнулись. Так вот, ждали они Пришлого в Колючей лощине и оттуда в Мертволесье то ли заманили, то ли силком затащили. Мы бы его и в жизнь не сыскали — если бы не Сморчок. Помнишь — конюх мой. Из лесного люда он. А потому тот еще следопыт. Вовремя он на Форреста этого вывел. Еще немного, и хрен его б мы и видели… Шепчущие его в паутинное гнездо загнали. К тому времени как мы к нему через буераки всякие добрались, висел он, голубь, в паутине той подлой головкой книзу, спеленатый, что твой младенец. И уже не боле младенца того соображать мог. А твари Шепчущие уже вокруг него хоровод свой водили… Все мечи мы об них да о паутину ту к черту потупили…
О, это Брат Торн тоже ясно представил себе: в чем-то подобном ему, ветерану Его Величества
