мучайся. Поэтому их всех и надо в отдельный вагон.
– Да что там вагон, – отмахнулась краснолицая женщина. – Порядок нужен и рука строгая. А пока этого нет, и слона будут возить, и мамонта, и кого хошь. А сами электрички будут ходить через пень- колоду.
– Скоро вообще, глядишь, отменят, – захныкала старушка с яйцами. – У них, у этих… «Мерседесы». Зачем им электрички?
– И впрямь, – подхватила толстая тетка. – А простому народу придется вон, как дедуле, верхом на козе ездить.
Услыхав, что его опять обозвали козой, поэт-сатирик, временно лишенный усилиями Ядвиги Янусовны дара речи, попытался встать на дыбы.
– Дедуля! – в панике заорал стоящий впереди белобрысый парень. – Осади своего мустанга. Тут тебе не родео.
Ничмоглот, едва удержавшись в седле, зачем-то сорвал с головы ярко-желтую панаму и победно потряс ею в воздухе.
– О-о-о! – Парень завороженно уставился на его зеленую шевелюру. – Ты, я вижу, дедуля, не только ковбой, но еще и панк.
– Че-его? – озадаченно протянул Ничмоглот. – Какой я тебе еще пан? Я – леший.
– Дедушка шутит. Совсем старый, из ума выжил, – скорбно произнесла Тата, украдкой ткнув кулаком в бок Ничмоглота и ущипнув Козлавра, чтобы тот отвлек на себя внимание.
Поэт-сатирик тут же вновь взвился на дыбы.
– Тпру! Тпру! – закричал белобрысый и, обхватив Козлавра за шею, попытался заставить его опуститься. – Ой! – в следующую секунду оторопел парень.
Шаль, прикрывавшая плечи и руки Козлавра, слетела.
– Ого! Да это не коза, а прямо Франкенштейн.
– Жертва генной инженерии, – скорбно произнесла Татаноча. – Мутант.
– Ну, точно му-утант, – белобрысый с уважением разглядывал торс Козлавра.
– Ну, времена! – хмыкнула толстая тетка, не сводя глаз с поэта-сатирика. – То парни девками оденутся, то коза себе человеческие руки отрастит. Говорю ж, никакого порядка нету.
– Недаром умные люди говорят: конец света близится, – закряхтела старушка с яйцами. – Нам-то что. Мы свое отжили. А молодежи тяжелое время предстоит.
– И электричество повсеместно отключают, – сказал мужчина, лишившийся газеты. – Вот вам и результат. – Он кивнул в сторону Козлавра. – Шел научный эксперимент, и свет вдруг погас. Небось в темноте пробирки перепутали. Тем, кто свет отключает, плевать, а животное теперь мучается.
– Он не мучается, мы его любим, – немедленно возразила Луша.
– И руки ему не мешают, а даже совсем наоборот, – добавила Ядвига Янусовна.
– Так он у вас коза или козел? – поинтересовался белобрысый парень.
– Козлавр! – воспользовавшись тем, что Ядвига оставила его пасть в покое, на весь вагон объявил поэт-сатирик.
– Так он у вас и говорит? – парень чуть не упал от неожиданности.
– Изредка, – крепко зажав козлаврскую пасть, отозвалась Ядвига. – В стрессовых ситуациях.
– То ли еще будет с нашей несчастной Россией! – с пафосом проговорил мужчина, лишившийся газеты. – И коза заговорит, и Царь-колокол зазвонит, и Царь-пушка выстрелит.
– А может, он у вас радиоактивный? – охватил тетку новый приступ волнения. – Вы часом не из-под Чернобыля его везете?
– Что вы, что вы! Из Магинбурга, – ляпнул Ничмоглот Берендеевич.
– Из Петербурга? – к счастью Темных, не расслышала тетка.
– Из Питера, из Питера, – закивали три сестры-ведьмы.
– А теперь домой едем, – добавила Ната.
– С козлом? В Питер? – заржал белобрысый парень. – Ну, бабки. Вы даете!
– Почему только бабки? – обиделся Ничмоглот. – Я тоже ездил.
– Ты-то, дед, ладно, а вот козлу зачем в Питер? – продолжал допытываться белобрысый.
– Так собственно ради него и ездили, – почесав пятерней зеленую бороду, заявил леший. – К генетикам возили. На обследование.
– Так он же у вас и так этот… генетический, – подал голос мужчина, потерявший газету.
– Эксперимент ставили московские генетики, а питерские изучали и обследовали, – нашелся Ничмоглот Берендеевич.
От волнения он машинально пришпорил Козлавра. Тот снова взвился на дыбы. Народ зашумел:
– Безобразие! Тут же дети, старики, женщины! Немедленно выведите свое животное в тамбур.
– Не трожьте мутанта! – неожиданно вступился за честь Козлавра белобрысый парень. – Он ведь тоже почти человек! И права имеет.
– И билет, – сочла своим долгом напомнить Ядвига Янусовна.
– У нас теперь у всех права появились, – выпалила краснолицая тетка, – кроме простого честного человека. На нас и копытом можно… Убирайте своего урода в тамбур!
Вагон горячо ее поддержал. Белобрысый парень остался в меньшинстве. Пришлось всей честной, а вернее, совсем не честной компании перебираться в тамбур. Впрочем, и там Козлавру совсем не обрадовались. Да и всем Темным пришлось несладко. В тамбуре вовсю курили.
– Я больше не могу, – чуть погодя прошипела Татаноча. – В горле першит и голова болит.
– Дамы, возвращайтесь в вагон, – проявил галантность Ничмоглот Берендеевич. – А мы уж с Козлавром как-нибудь тут потерпим.
– Нет уж, – возразила Тата. И с азартом добавила: – Как аукнулись, так и откликнемся.
И… откликнулось. «Бах» – оглушительно хлопнуло в тамбуре. У мужчины, прислонившегося к двери, взорвалась прямо под носом торчащая изо рта сигарета. Он ошалело завертел головой. Лицо его покрылось мелкими черными хлопьями.
Молодой человек, стоявший рядом, расхохотался.
– Ну, мужик! Классно тебя накололи!
Не успел он это произнести, как сигарета взорвалась уже в его руке.
– Кто? Как? – только и смог вымолвить он. Ему уже было не до смеха.
Зато крайне развеселились девушки, пристроившиеся у противоположной двери.
– Наверное, в одном и том же магазине сигареты брали, – прыснула одна.
– Точно, – кивнула другая. – Самопал с подпольной фабрики. Видать, табак с порохом перепутали.
На этом беседа прервалась. Потому что одна за другой рванули их сигареты.
– Мистика какая-то, – отряхиваясь от сажи, пробормотала одна.
– Чудеса, да и только, – растерянно пробормотала другая.
Взрывы тем временем продолжались. Тамбур заволокло сизой гарью. Компанию Темных одолел кашель.
– Таточка, – взмолилась Луша. – По-моему, ты немножко перестаралась. Я уже задыхаюсь.
– Пошли в другой вагон, – скомандовала старшая ведьма.
– Да там небось тоже курят, – жалобно прохныкала Ядвига Янусовна.
– Тогда тут наведем порядок, – решительно заявила Татаноча.
Секунда – и на всех курильщиков, которые еще не успели отделаться от первого потрясения, с потолка обрушились потоки ледяной воды. Визг! Крики! Тамбур немедленно опустел.
– Хорошо, но, увы, ненадолго, – прокомментировал происходящее Ничмоглот.
– Недооцениваешь ты меня, – с чувством собственного достоинства отозвалась Татаноча. – Я на все двери заклятье наложила. Уж пожертвовала волшебством ради общего блага. Теперь до самого Абрамцева никто сюда не войдет. А эти курильщики теперь в жизни к сигарете не притронутся, – мстительно добавила она.