С питанием стало совсем плохо. Утром суп из крошек сухарей, вечером то же.
Прекрасный солнечный день. Построили шалаши, в них нары из тонких деревьев. Кругом болота. Нет ни одной дороги. Провожу занятия с радистами полка по правилам эксплуатации радиостанции, развертыванию антенн; изучаем «Наставления по радиослужбе Красной Армии».
От недоедания бойцы осунулись и похудели (240 г хлеба на день). Лушин проводит ремонт радиостанций, а их набралось много.
Брат Сергей пишет, что заканчивает военное танковое училище в г. Кунгуре на Урале, скоро — на фронт. Галя пишет часто. Вчера У-2 сбросили нам подарки от тружеников тыла. Спасибо им, не забывают нас, хотя мы знаем, что им тоже нелегко.
На переднем крае спокойно. Наши части прекратили все атаки. Снаряды и продукты перевозят с дивизионного обменного пункта (Мясной Бор) на лошадях вьючным способом. В лесу — мертвое безмолвие: ни одной птицы, ни одного зверька. Продолжаю занятия с радистами. Настроение бойцов бодрое, несмотря на трудности в питании. Некоторые от истощения опухли, но продолжают выполнять свои обязанности. Никто не хнычет и не жалуется. Очень помогает березовый сок. На ночь на деревья ставим банки (ранее выброшенные), а утром собираем сок. Повар варит хвою в батарейной кухне, получается неплохая настойка.
Чувствую, что сильно ослаб. Далеко двигаться не могу.
Даниленко — на НП. Радистов вчера распустил «по домам». Майор Резчиков от нас уходит; назначен командиром полка в другую дивизию. Жаль такого опытного командира, участвовавшего в боях под Ельней.
Сегодня помылись в «бане» (большой брезентовой палатке). Прошли санобработку всей нижней и верхней одежды. Все «танки» и «танкетки» были сожжены. Стало легче дышать, а то ночью вши не давали покоя.
От нехватки фуража большая часть лошадей в батареях пала от истощения, часть успели прирезать на мясо. Если лошадь падала, то бойцы с ножами налетали на нее и кромсали мясо.
Вчера произошел такой случай. В штабной батарее пала лошадь. Ветеринарный врач установил, что она больна сапом и употреблять мясо нельзя. Командир полка приказал комбату Бутылкину ночью закопать ее в лесу подальше от штаба. Закопали, а наутро оказалось, что от лошадки остались одни копыта с подковами. После и копыта были выварены, из них получился хороший суп, как говорили бойцы, только не хватало соли.
Узнав об этом, командир полка схватился за голову: это же ЧП на всю дивизию, это же отравление десятков бойцов! Дал накачку комбату. Но все обошлось благополучно — никто не заболел.
Славный праздник весны встретили плохо. Выдали нам по 100 г сухарей на день и 100 г водки. Вместе с Даниленко, Лушиным и радистами выпили в нашем шалаше. Я быстро захмелел и еще больше захотел есть. Эх, если бы сейчас буханочку хлеба!
За это время сильно похудел и ослаб. Двигаться далеко не могу. Некоторые бойцы опухли от голода.
С рядовым Каминским ходили «на охоту». В небольшой речушке, протекающей недалеко от нас, глушили рыбу противотанковыми гранатами (использовали две штуки), но рыба не всплывала: видно, ее там не было. Огорченные и измученные, еле добрались до штаба. Непонятно, что же дальше будет с нами? Успехов никаких, топчемся на одном месте. Хорошо, что Галя не забывает, пишет. У нее, оказывается, никого нет из родных, отец и мать умерли. Радостно знать, что меня ждет такая необыкновенная девушка с красивыми глазами.
Чувствуется приближение лета. После пасмурной дождливой погоды появилось солнце. Писать нет охоты и желания. Шендрик сказал, что был в Долине смерти для выбора маршрута возможного вывода частей нашей дивизии, саперы будут прокладывать гать из бревен; работа предстоит трудоемкая. Вот это радость! Скорее бы нам выйти из «мешка»…
8.00. Ночью, миновав Новую Кересть, со всем штабом и штабной батареей двигаемся в тыл, к Мясному Бору. Удастся ли нам выбраться из этого «котла»?
На строительстве дороги к Мясному Бору от нашего полка работает большая команда бойцов от всех батарей под руководством лейтенанта Федора Березина, довоенного инженера-строителя.
Днем будем отдыхать. Двигаться дальше — только ночью: немецкие стервятники контролируют дорогу.
16.00. Наступило настоящее лето. Отдыхали под деревьями, все малость замерзли: земля еще сырая и холодная.
С наступлением темноты будем двигаться дальше. 8-й гвардейский сп уже вышел к Мясному Бору. Наши артдивизионы с пушками и повозками расположились недалеко от нас.
10.00. Наша группа командиров штаба с тремя радистами достигла совхоза «Красный ударник», сидим и отдыхаем; ждем прибытия штабной батареи.
Здесь встретили какой-то воинский склад. Узнав, что мы из окружения, накормили нас. Такого наваристого горячего супа мы не помним, когда и ели.
Наконец-то мы вырвались из этого чертового «мешка»! Сильно ноют ноги.
— Паша, ты все пишешь? — спросил меня Женя Лушин, лежа на траве. — Ты опиши, как мы шли через Долину смерти.
И я решил описать все, что видел, что перечувствовал.
…3.00. Хмурое дождливое небо. Начало рассветать, когда мы (весь штаб полка) подошли к опасному участку и начали движение по узкоколейной железной дороге. Впереди — начштаба капитан Минченок. Мы перебежками, по шпалам, ринулись вперед. С обеих сторон дороги визжат трассирующие пули. Их свет еще хорошо различим в посветлевшем тумане.
Нам нужно как можно быстрее преодолеть километровый опасный участок. Через каждые 25–30 м отдыхаем, лежим между шпалами, наблюдаем, как справа, метрах в ста, по построенной на днях дороге выводятся наши артбатареи.
Каждая батарея — целый поезд. Впереди трактор ЧТЗ, за ним пушки, прицепы для снарядов, повозки — целая вереница. Бойцы передвигаются, опираясь на палки. Кто вообще не может двигаться, сидят на повозках. Противник на звук тракторов бьет артиллерийско-минометным огнем. Мины падают где попало, рвутся в болоте, выбрасывая фонтаны грязи. А кругом огромные воронки от бомб и снарядов, масса воронок. С двух сторон бьют автоматы, пулеметы. «Хорошо, что болото, — подумал я, — снаряд и мина взрываются глубже, и поражение осколками уменьшается».
Слышу голос Минченка: «Вперед!» Бегу и чувствую, что задыхаюсь, ноги повинуются слабо. А мины все хлещут и хлещут вокруг нас, не переставая. «Неужели не проскочим? Неужели зацепит?» — сверлит мысль в затуманенном мозгу.
— Не отставать! — не своим голосом кричит Минченок, как лось прыгая по шпалам. А я не могу прыгать: у меня ноги заплетаются, мокрые полы шинели хлопают по голенищам сапог, мешают движению, да и противогаз с полевой сумкой сползают с плеча.
Наконец в 4.00 вбежали в густой лес. Разрывы снарядов и мин отчетливо доносились сзади. Грязные, испачканные болотной жижей, мы лежали на сухом месте под огромной елью и не могли отдышаться.
— Кажется, выбрались, — промолвил Даниленко.
— Хорошо, что не было бомбардировок, а то нам пришлось бы худо, благодарите дождь, — подал голос Лушин.
— Как там наши дивизионы? — продолжал Даниленко.
— Ну, хлопцы, дальше идите самостоятельно, — приказал Минченок, — через Мясной Бор, в совхоз
