ночи.
– Саш, да брось ты! Не плачь, оно того не стоит! – услышала я вдруг тихий голос Миши. А когда подняла заплаканные глаза, то увидела, что он стоит около парты, выпрямившись во весь свой небольшой рост, и кулаки его крепко сжаты.
– Это несправедливо! – выкрикнул мой храбрый защитник, гневно сверкая очками. – Вы не имеете права ставить двойку за поведение в журнал! И за сочинение не имеете права ставить! Вы его даже не прочитали еще!
– Эт-то что еще за адвокат выискался?! А, старый знакомый! Смыш без запятой! Что, тоже на двойку нарываешься?
– Во-первых, не ты, а вы, – отчеканил Смыш. – Во-вторых, не без запятой, а без мягкого знака! А в- третьих, вы можете поставить мне двойку только после проверки моих знаний!
– Да? А вот мы сейчас посмотрим, что я могу! – синяя шариковая ручка зависла над журналом, ринулась вниз, и рядом с Мишиной фамилией приземлилась еще одна птица-двойка... – Ну что? Убедился?
Класс ахнул и замер. Случилось невероятное – Смыш, умница, отличник, ботаник – получил двойку! Наверное, первую в жизни, потому что для него это явно стало неожиданностью: руки его опустились, плечи поникли, и мне даже показалось, что в уголках его глаз блеснули слезы...
А потом произошло нечто еще более невероятное: с последней парты раздался голос Танюсика:
– Тогда уж и мне ставьте! Я тоже себя плохо вела. Весь урок цветочки на парте рисовала! Моя фамилия Тычинка. Это следующая за Смышем.
К ней присоединился и голос ее соседа:
– И Брыкалова не забудьте! Я вообще вместо сочинения в игры на мобильнике играл! Фамилия номер три!
А потом голоса слились в один хор:
– И я хочу двойку! И я!
Растерявшаяся Туча переводила взгляд с одного на другого, не зная, как ей поступить. Двойки всему классу – это уже не наказание, а настоящее ЧП! За это может крепко достаться и самому учителю...
– Так у вас круговая порука... Один за всех, все за одного! Ну, погодите, я вам покажу... Я знаю, откуда у этой смелости руки и ноги растут!
Она подошла ко мне и скомандовала:
– Алешина, Тычинко, возвращайтесь к работе! Брыкалов, Смыш, немедленно поменяйтесь местами! А то разбились на парочки, понимаешь тут!
Что ж, надо отдать Туче должное – этот неожиданный приказ утихомирил начавшийся бунт, тем более, что большинство народа и сами испугались своей смелости и были рады сдать назад. Все снова уткнуться в тетради и застрочили с удвоенной скоростью: солидарность солидарностью, но портить оценки перед грядущим родительским собранием не хотел никто.
А рядом со мной вместо Миши возник Сеня. Однако я не обратила внимания на рокировку, потому что наконец-то дорвалась до сочинения. Мною овладела хорошая злость: да что же это такое, в конце концов, в кои-то веки решила писать сама, так не дают! И пусть за Чацкого у меня уже стоит двойка, но я добью это сочинение, допишу из принципа, чего бы мне это ни стоило! Как бы предательски это ни звучало, я решила: даже лучше, что Миша отсел – он-то закончил уже на первом уроке и своими отвлекающими вопросами все равно не дал бы мне сосредоточиться. А Брыкало вел себя тихо, только смешно сопел, заглядывая мне через плечо. Единственное, о чем он попросил – это писать помедленнее и поразборчивее.
Оказалось, что я вовремя перешла в рабочий режим – едва я успела поставить последнюю точку, как в класс заглянула медсестра и перечислила тех, кто должен явиться в медкабинет на прививку от гриппа. Мы четверо были в списке, и урок для нас закончился, потому что медсестра не уходила до тех пор, пока мы не сдали тетради и не поплелись обреченно за ней.
Tim Mil появляется вновь
«Три двойки, записка родителям и укол в один день – это уж слишком!» – так думала я, шипя и зажимая огненную точку на плече. Наверное, это была какая-то особенно злая вакцина, потому что сегодня «комарик» укусил, как огромный шмель, и я, в который раз за этот день, пыталась сдержать слезы.
– Ну что? Как там? – с беспокойством обступили меня друзья, едва я вышла из кабинета.
– Пытка, – бросила я в сердцах, не подумав о последствиях: Брыкало вдруг побледнел, пошатнулся, а потом начал потихоньку сползать по стенке.
– Теперь его никакими пинками в кабинет не загонишь, – пробормотал Смыш, вытирая пот со лба. – Да и меня тоже!
Ситуацию спасла Танюсик. Она вытащила из ранца «Ультрафиолет», побрызгала себе на руку и поднесла ее к носу Брыкалы. Тот шумно вдохнул, громко чихнул и открыл глаза.
– Какая гадость! – жалобно произнес он, и непонятно было, к чему это относится – к духам или прививке.
– Ой, ну до чего же мужской пол стал чувствительный! – фыркнула Танюсик, помогая Сене подняться. – Чуть что – в обморок. Нет уж, вы у меня не отвертитесь. Пойдете на прививку, как миленькие!
Мы затолкали парней в кабинет и заткнули уши наушниками, чтобы не слышать их воплей. Потом Танюсик написала мне эсэмэску:
«Ты не против, если я еще немножко посижу со Смышем? Скажем, пару ближайших дней».
Я посмотрела на нее в изумлении и, пожав плечами, ответила:
«Да пожалуйста! А почему?»
«Потому что сейчас история! А я вчера домашку не сделала».
«Я, между прочим, тоже, – ответила я и взглянула на нее с укором. – Кстати, по той же причине, что и ты. Но ты же просишь не только об истории, а о паре ближайших дней...».
«Ну да. А что? Он такой лапочка, этот Смышик!»
Ах, вот как? Лапочка?!
Я собралась уже написать какую-нибудь резкость, но в этот момент мне пришла еще одна эсэмэска:
«Саша, привет! Как дела? Не сердись за вчерашнее, совсем замотался. Пересечемся?»
Посмотрев на отправителя, я ахнула – Тim Mil! Исчезнувшая звезда... Значит, он нашелся и снова сияет ярким светом на небесах шоу-бизнеса? Конечно, я не сердилась на него за «Коломбину», тут и думать нечего.
«Отлично! Где и когда?» – я решила не размазывать, а сразу хватать быка за рога.
«А во сколько ты сегодня придешь из школы?»
«В половине третьего».
«Значит, на том же месте в тот же час! Сегодня в четыре в «Коломбине», – почти сразу же ответили мне. – Там открытие новой экспозиции».
Не знаю, сколько времени я витала в розовых облаках, но, наверное, довольно долго, потому что пришла я в себя оттого, что перед лицом замаячила Танюсикова рука, источающая сочное благоухание «Ультрафиолета».
– Тебе тоже плохо? – участливо склонилась надо мной обеспокоенная подруга. – Я уже пять минут тебя зову, а ты не реагируешь!
– Нет, мне хорошо... Очень хорошо! – я протянула ей мобильник. – Читай!
– Ой, как здорово! – воскликнула Танюсик, прочитав. – Значит, мы опять в «Коломбину» пойдем?
– Кто это «мы»? – строго переспросила я.
– Ну... ты и я, – замялась Танюсик.
– По-моему, на выставку пригласили меня одну, – сухо ответила я, все еще злясь на нее за Смыша. – И на этот раз у меня нет причин отказываться!
И опять Ser Puz
Но через десять минут, когда началась история, я уже пожалела об этих словах. Во-первых, потому что мне стало жаль Танюсика, которая после нашего разговора стала грустной и молчаливой. А во- вторых, потому что мне пришла еще одна эсэмэска – на этот раз от Ser Puza!
– Они что, сговорились – одновременно писать! – пробормотала я, тая от радости: приятно, что и вторая любимая звезда не забывает о своей скромной маленькой почитательнице! Пусть даже тон эсэмэски
