измененная плоть способна влиять на окружающий мир. Особенно легко – на растения.
– Хотите сказать…
– Да. – Она поднесла ладонь к листьям ближайшего цветка, и я с удивлением увидел, как мясистая темно-малиновая бахрома потянулась к кончикам пальцев лекарки. – Соки измененного тела, будучи усвоенными растением, воздействуют на него. В первом поколении изменения могут не проявиться, но у последующих возникают свойства, ранее невозможные и не существовавшие.
Я представил себе, как Элса плюет на какой-то из кустов, а то и… М-да. Соков в человеческом теле много. Причем все разные. И наверняка каждый из них по-своему влияет на несчастную траву.
– Вы тоже пользовались плодом одного из таких растений.
Я невольно обернулся, чтобы еще раз взглянуть на ухмыляющуюся деревянную рожицу, но та уже расслабила черты и перестала напоминать человеческое лицо.
– Да-да, я говорю о бракке. Боевые посохи в древности как раз вырезали из ствола и ветвей юлони. Но, разумеется, они не обладали какими-то чудесными свойствами, кроме прочности и гибкости.
И уж точно не умели травить людей одним касанием.
– Что же сделали с этим деревом, чтобы получить… такое?
Лекарка лукаво сощурилась:
– Что вы видите на его стволе?
– Наросты.
– И на что они похожи?
– На… лица.
– Человеческие. А вернее, детские, – поправила меня Элса. – Вот вам и ответ.
Я начал было представлять последовательность действий и едва не поперхнулся, ужаснувшись:
– Но как?!
Она качнула головой:
– Вам не стоит знать все подробности этого занятия. Могу только сказать, что оно не особенно приятно и не повторяется многократно.
– Но это дерево… Оно ведь в вашем саду? Значит, вы тоже…
Элса посмотрела на безлистный скелет в кадке с какой-то отчаянной любовью:
– Это мое детище, да. Но оно никогда не сможет дать побеги, которые нужны для создания настоящего бракка.
– Почему?
Мне вдруг подумалось, что произошла какая-то досадная случайность, но лекарка рассеяла опасения, сказав:
– Потому, что появилось на свет уже после чистки.
– Вас чистили?
Почему-то в отношении кроткой Элсы упомянутое действо показалось мне едва ли не кощунством.
– Да. Когда срок моей службы подошел к третьему окончанию, я приняла решение уйти. О, вы не понимаете… Позвольте, объясню. Таков уж порядок, существующий давным-давно, со дня сотворения Цепей. Когда человек получает право стать Звеном, он перестает распоряжаться своей жизнью на долгие тридцать лет. По истечении первых и вторых десяти его заслуги и промахи рассматриваются на Внутреннем совете, и, если блага оказывается больше, чем вреда, Медное звено может стать Серебряным. А после и Золотым. Но может остаться неизменным, это уж как решит совет.
– И вы дослужились…
– До серебра.
– А из-за чего недотянули до золота?
Лекарка стыдливо потупила взгляд:
– Уже после нескольких лет службы я поняла, что не хочу навечно оставаться одной из цепных. А Золотые звенья в отставку живыми не уходят. Только посмертно.
Ого. Значит, их должно быть очень мало. И многие из них, если не все, наверняка обладают дурным характером. Но не всегда же нужно ждать так долго, чтобы получить золотой знак? Керр, золотозвенник, с которым я разговаривал в столице, не настолько стар. А если уж завести разговор о Кифе…
И тут мне очень ясно вспомнилось, с каким удовольствием длинноносый говорил о вынужденном отдыхе. А ведь парню чуть больше двадцати лет от роду, и уже никакой надежды в будущем стать свободным от службы… Печально. Правда, у меня самого положение примерно такое же, если не хуже. Особенно мерзко, что подписался я на него сам, совершенно добровольно, хотя и по неведению. Впрочем, вряд ли Кифа тоже кто-то счел нужным предупредить о последствиях повышения, а тот по молодости лет не постарался разузнать все заранее.
– Итак, вы прослужили тридцать лет и ушли?
– Именно так.
Хм. Если я ничего не путаю, лекарке должно быть сейчас за пятьдесят. А выглядит она дай Бож! Не старше Ньяны.
Видя мое замешательство, Элса чуть укоризненно напомнила:
– Цветы, что растут здесь, дают… давали материал для чудодейственных мазей, позволяющих казаться молодой много-много лет. Неужели вы думаете, что я сама не пользовалась плодами своего труда?
И то верно. Впредь, пожалуй, не стану восхищаться женской красотой, пока не узнаю, откуда она взялась.
– Вы были хорошим мастером. И вас просто так отставили от службы?
– С возрастом жизненные силы покидают нас, а соки тела истощаются. Разумеется, меня могли бы задержать на службе и дольше, если бы появилась такая надобность, но я приносила бы все меньше пользы, и вскоре Цепь должна была бы содержать меня, а не жить за счет моих трудов.
Разумно. Только немного странно, что столь опытное Звено отпустили, не позаботившись о сохранности тайных знаний. Или все же позаботившись?
– Вам ведь наверняка известны многие секреты.
– И вам тоже, – улыбнулась Элса. – Вы же были сопроводителем, значит, должны знать и уметь намного больше, чем обычный солдат. Но скажите, что проку вам сейчас в тех навыках, которые тело могло применять только под воздействием особых снадобий?
Уела.
Да, я мало что могу повторить из прошлого. А большая часть повторенного окажется никуда не годной насмешкой. Пусть мне известно, как быстро и просто убивать людей, но в руках больше нет смертоносного и всецело преданного мне бракка, а тело стало неповоротливым и ленивым. Вообще неизвестно, на что я теперь гожусь.
– И как давно вы ушли со службы?
– Прошло больше трех лет.
– А цветочки не выглядят настолько старыми.
Лекарка удовлетворенно прищурилась:
– Подмечаете то, что нужно. Да, это новые всходы. Нескольких месяцев роста.
– Недовольство вашими мазями появилось только совсем недавно. Что же было раньше?
– Вы должны были по собственному телу заметить, что снадобья выводятся не за один день. Так же и со следами демонов: еще какое-то время после чистки плоть сохраняет память о том, что в ней находилось. И старается соответствовать воспоминаниям. Но они постепенно стираются, пока не исчезнут вовсе… И то, что мой товар начал терять прежние свойства, означает совсем скорое расставание с наследием демона.
– Значит, вы больше никогда не сделаете ничего чудесного?
Вопрос вырвался сам собой, потому что я вдруг почувствовал острую жалость по утратам. И своим и чужим.
– Если Бож даст, сделаю. Но теперь я буду творить чудеса не отдельно от тех, кто пользуется моими снадобьями, не по собственной воле, не допускающей возражений, а совместно со страждущими. По взаимному согласию.
Наверное, так правильнее. Но, Боженка меня подери, странно и грустно сознавать, что тебя спихнули
