блондина. Он сжал губы, и без того неулыбчивые, но спросил по-прежнему равнодушно:
– Кто этот человек?
– Гость моего дома.
В коротком ответе благороднейшей из благородных нашлось все, что только могло там оказаться: гордость, вызов, торжество, страсть.
Не надо было иметь много ума, чтобы понять, о чем хотела заявить Эвина. Блондин, по крайней мере, понял. И брошенный в мою сторону взгляд неприкрыто заявил, что одним врагом у меня уж точно стало больше.
Карета верховного бальги была втрое больше, чем коляска, на которой меня доставили в имение Фьерде, и, разумеется, двигалась втрое медленнее. Вместо занавесок имелись плотные шторки, опустив которые можно было погрузить пространство внутри в очень темные сумерки, но блондин не стал так делать, наверное предпочитая смотреть на лицо Эвины, освещенное солнечными лучами, а не огоньками масляных ламп.
Ехали мы в полном молчании, хотя по лицу бальги было заметно, что он не прочь задать множество разных вопросов, причем не только эррите, но и мне. И это, признаться, несколько удивляло. Кто я для него? Всего лишь чужак, снискавший женскую благосклонность. Не обладаю каким-то особым влиянием, если прибыл в Катралу в сопровождении единственного слуги. Не лезу в чужие дела… Не лез до последнего момента то есть. Но на моем месте многие посчитали бы необходимым оказать поддержку даме, даже не самые смелые. Или кто-то из лазутчиков местного властителя все-таки подслушал наш с золотозвенником разговор? Но тогда бы блондин не смотрел на меня так, как будто увидел впервые. Нет, его интерес кроется в чем-то другом. В чем-то непонятном для меня и потому пока что опасном.
Скрипнув всеми четырьмя колесами сразу, карета остановилась. Бальга вышел в услужливо распахнутую кем-то дверцу первым и остановился, ожидая, что далее его примеру последует женщина, но вместо эрриты на жару выбрался я и встал по другую сторону.
Эвина выдержала явно мучительную для блондина паузу, а выходя, оперлась конечно же на мою руку. Ореховые глаза мигнули, однако злобы или иного похожего чувства в них не прибавилось.
– Придется немного пройтись пешком. Спуститься между холмами, – сказал бальга и отправился в указанном направлении, уже не обращая внимания, следуем мы за ним или нет.
Походка молодого мужчины была уверенной, упругой и расслабленной ровно в той мере, что позволяет в любое мгновение перейти от отдыха к действиям. Если он и полагался на своих слуг, то отнюдь не во всем и сам мог, если понадобится, применить оружие. Хотя как раз бальга, в отличие от остальных черномундирников, сейчас вооружен не был.
Узкая, но утоптанная тропинка привела нас на небольшую лужайку, если таковой можно было назвать пустое пространство, окруженное холмами и поросшее короткой жесткой травой, на которой, как на ковре, лежали несколько человек. Лежали неподвижно, кто глядя в небо, кто, наоборот, уткнувшись лицом в землю. Пять мужчин и одна женщина.
– Лейра… сестренка…
Это произнесла Эвина. Одним губами. Другая бы на ее месте бросилась к погибшей родственнице и начала рыдать или делать то, что обычно делают женщины при столкновении со смертью, но благороднейшая из благородных, видимо, прекрасно понимала, что если уж быть сильной, то сильной всегда. Да и кто бы дал волю своей скорби в присутствии черномундирников, окруживших лужайку плотной цепью?
– Вы узнаете этих людей? – спросил бальга.
– Да, – ответила эррита Фьерде, подняв подбородок.
– Как полагаете, что здесь произошло?
Она посмотрела на блондина так выразительно, что могла бы смутить и камень, но верховный бальга Катралы то ли родился бесчувственным, то ли успешно избавился от своих слабостей еще в колыбели.
Итак, благороднейшей из благородных все еще нужна моя помощь. Может быть, даже больше, чем прежде.
– Если хотите, я могу высказать свои предположения.
– Извольте, – разрешил блондин, пожалуй даже чуточку оживляясь.
Я прошел между лежащими телами. Кровь, вытекавшая из них, похоже, высыхала, едва появляясь на поверхности ран, а потому не успела привлечь мух и падальщиков, хотя побоище явно произошло несколько часов назад.
Все ранения были похожи друг на друга, как капли воды из одного источника. Что было и неудивительно, учитывая оружие, и выпавшее из мертвых рук, и оставшееся в скрюченных судорогой пальцах. К тому же погибшие четко разделялись на два лагеря: двое мужчин носили уже хорошо знакомые мне черные мундиры с алыми пряжками на груди, трое других были одеты наподобие слуг в имении Фьерде, но без ярких кушаков. Вот только женщина, чье лицо смерть исказила до полной несхожести с чертами благороднейшей из благородных, оказалась изранена куда сильнее своих помощников. Такое впечатление, что ее кто-то удерживал, подставляя под удары, потому что живот и грудь превращены в полнейшее месиво.
Кто-то прикрывался сестрой Эвины, как щитом. Но как он смог этого добиться? В распоряжении имелся только один ответ. Демон, появившийся так вовремя для оставшегося без поддержки черномундирника. И так некстати для одной из эррит Фьерде.
– В драке сошлись две стороны.
– Это видно любому, – съязвил бальга.
– Две непримиримые стороны. Не знаю, в чем причины этой вражды, но пленных ни та, ни другая брать не собирались. Эти, – я указал на черномундирников, – умерли первыми. Вернее, раньше всех остальных. Но драка не закончилась, а, наоборот, стала еще ожесточеннее. Настолько, что дерущиеся не пожалели уже убитых и вдоволь потоптались по ним. А дрались они с тем, кто умер уже на улице города. И ранен он был до начала настоящей драки. Видите это пятно? Он стоял здесь, истекая кровью. А потом, по всей видимости, бросился в атаку, воспользовавшись женщиной как прикрытием. Ну а то, что ему удалось справиться с тремя противниками…
– …объясняется уже совсем иными причинами, – закончил вместо меня бальга. – Изначально силы были равны, а значит, сражение началось честно, да и закончилось… Вы согласны со словами своего гостя? Возражений нет?
Эвина молча повернулась спиной к мертвым телам, едва позволяя заметить, что в сливово-карих глазах так и не появилось ни слезинки.
– Не желаете проститься с сестрой, эррита? – спросил блондин, впрочем не опускаясь до насмешки, а сохраняя прежнюю бесстрастность с небольшой примесью сожаления.
Ответом стало короткое движение черноволосой головы из стороны в сторону. Только и всего.
– Как пожелаете.
– Доброго дня, эррете, – тихо проговорила благороднейшая из благородных и пошла вверх по тропинке, и, хотя шагала женщина не так и быстро, я догнал ее уже почти на вершине холма. Холма, возвышающегося над лугом, залитым цветочной кровью.
Посреди иссушающей землю жары великолепие ярко-алых махровых лепестков выглядело, по меньшей мере, чудом, только восхищаться желания не возникало. Возникали вопросы, и весьма многочисленные.
– Она была вашей сестрой?
Эвина кивнула. Молча. Я уж было подумал, что в ближайшие минуты не дождусь от женщины ни единого звука, но слова вдруг полились одно за другим, прорвав плотину скорби:
– Лейрита, ну почему? Почему именно ты и сейчас? Хотя… кто, кроме тебя, мог найти в себе смелость скрестить клинки с чернобрюхими? Все сидят по домам, забившись в самые темные углы и засунув языки в… Страшно. Им вдруг стало страшно! А кого здесь бояться? Мальчишку, получившего в наследство шайку бродяг? Шайку отщепенцев, у которых нет ни кола ни двора. Конечно, они готовы творить разбой, только прикажи! Потому что знают: другой жизни им не будет. Ни в Катрале, нигде!
О ком это она? О недокровках, находящихся на службе в бальгерии? Наверняка.
– Ты, только ты оказалась способной бросить вызов… И вот теперь лежишь там. Ждешь, пока твое тело
