сказать, невероятны, удалось раскопать упоминание о похожих, как две капли воды, случаях смертей, правда, произошедших очень и очень давно. Это работа кого-то из «белошвеек».
Белошвейки? Никогда раньше не слышал.
— Занятное название.
— Очень подходящее тем, кто умело обращается с иглами, не находите? — Грустно улыбнулась женщина. — Так называется род наемных убийц, лучших среди всех, хотя и малоизвестных. Наверное, то, что они не примкнули к братии забойщиков, и стало причиной забвения. Хотя теперь могу сказать точно: «белошвейки» не вымерли, а живут и здравствуют. Но поскольку ваш случай — первый за много лет, выходит, убийцы затаились, получая средства к существованию от занятий помимо душегубства, а значит, найти их будет очень-очень сложно.
— Будете искать?
Она подняла на меня рассеянный взгляд:
— Я хоть и похожа на выжившую из ума старуху, не спешу оказаться в могиле. Схватиться с «белошвейкой», даже вдесятером против одного? Самоубийство. Эти твари способны вырастить на своем теле столько игл, сколько понадобится, и каждая безошибочно найдет жертву. Нет, лично я никого искать не стану. Доложу ллавану, а тот пусть решает.
— Ллаван, скорее всего, поступит так же, как и вы: спрячет опасный отчет подальше. По крайней мере, надо спрятать, иначе…
— Иначе?
— Вы сами сказали: молодежь пошла прыткая. Если молодые и горячие тоймены захотят выслужиться, поймав легендарного убийцу, ваша управа не досчитается многих голов.
— Правильно мыслите, юноша. Поэтому дело и поручено мне, видавшей виды старухе… Но одно меня все же беспокоит. Услуги «белошвеек» никогда не были по карману кровожадной швали, режущей друг друга в темных переулках. Напротив: только весьма влиятельные и высокопоставленные персоны могли себе позволить удовольствие нанять мастеров иглы. Кто направил убийцу и с какой целью? Вы можете объяснить?
Могу, хотя бы в отношении цели, но вынужден молчать, дабы не вызывать у вьера еще больших подозрений.
— Он со мной не откровенничал.
— Догадываюсь… — Женщина закуталась в платок. — У вас есть враги, юноша?
— Почему вы спрашиваете?
— Было бы странно предполагать, что «белошвейке» от нечего делать захотелось отправить на тот свет патруль. Скорее, заказаны были арестованные: или один, или оба. Ну а прочие трупы всего лишь необходимость. Хотя… — она подозрительно взглянула на меня. — Вы-то остались живы.
— Повезло.
— Возможно. Но если убийце нужен был кто-то один, искусства «белошвейки» хватило бы убить именно его и скрыться, не трогая других. Зачем же устилать трупами всю улицу? Как вы думаете?
Я не думаю, hevary. Я знаю. Чтобы помочь мне беспрепятственно убраться восвояси. И надо было бы признаться, да одно признание потянет за собой другие… Допустим, скажу, что все затеялось ради меня. Последует вопрос: кто мой благодетель. Сведений нет. Предположений нет. Воображение работать отказывается. Ладно, может быть, мне поверят. Но возникает следующий вопрос: от чего или от кого меня потребовалось спасать, и вот тут все осложняется до невозможности. Рассказать о планах хозяина «Перевала» я не могу. И потому, что рассчитываю получить должок, и потому, что тогда придется упомянуть о Подворьях. А уж если станет известно про подписанный мне «пастухами» приговор… Рискую оказаться заманчивой наживкой на крючке покойной управы. Нет, молчать и только молчать!
Вьер, расценив мою заминку по-своему, добавила гвоздей в крышку гроба:
— Да еще ночное происшествие… Кто приходил в лазарет? Тот же убийца?
— Не думаю. Он не стал бы сбегать, если верны ваши сведения о неограниченном количестве игл.
— Поясните.
— Сбежавший решил, что попал в засаду. Потому, собственно, и сбежал. А «белошвейка» легко уложила бы всех присутствующих в комнате.
Женщина согласилась:
— Разумный довод. Но главного он не объясняет. Причину. А мне думается, причина та же, что и в первом случае.
— Та же?
— Да. И эта причина — вы, юноша. Кто-то желает вашей смерти, а поскольку сие желание весьма серьезно, вы должны хотя бы догадываться, кто.
— Моей смерти? Но разве ночной гость обязательно был убийцей? Вам же не известно, кто приходил в лазарет. Или… — осекся я, поймав спокойный и уверенный взгляд вьера.
— Или, юноша. Или. Сегодня поутру было найдено тело, при жизни принадлежавшее довольно успешному наемному убийце. Горло было перерезано, язык вытащен наружу и кинжалом приколот к груди. Очень выразительный способ убийства, не правда ли?
Я содрогнулся еще до того, как женщина закончила свой рассказ:
— Так казнят не выполнившего особый заказ. Мол, клялся, и не сдержал слово.
— Особый? В чем же его особенность?
— Заказ, исключающий ошибку. Любую. А поспешное бегство с места несостоявшегося преступления хуже ошибки.
— Но почему вы уверены, что…
Вьер снова взяла в руки спицы и скучным голосом добавила:
— В складках одежды и на коже убитого были найдены частички пыли, полностью совпадающие с той, в которую превратилась штукатурка на месте пролома. Этот человек был в лазарете. Был в вашей комнате. Приходил увидеться с вами и… Убить?
Уж точно, не веселые истории рассказывать. По спине начинают стайками ползать мурашки, и я едва не решаюсь признаться во всех своих прегрешениях, но случай решает иначе: раздается стук в дверь и вежливое, с некоторой долей робости:
— Разрешите войти?
— А, вот и мой милейший подчиненный! — Удовлетворенно кивнула женщина. — Входите, юноша, конечно же, входите!
Еще звуча из-за двери, голос показался мне знакомым, а уж когда его обладатель, светловолосый и кареглазый молодой мужчина с мрачным выражением лица вошел в комнату, я понял, почему вьер разговаривала со мной по-домашнему, а не в традициях покойной управы, красочно явленных мне надзорными. Потому что к старой женщине подошел и, почтительно поклонившись, передал сложенные пополам листы бумаги не кто иной, как мой жилец. Первый и, пожалуй, самый спокойный. Кайрен, старший тоймен Плеча дознания.
Нить одиннадцатая.
Крылья беспечности
Хлопнули над головой.
Взлет? Падение?
Снисхождение было проявлено лишь к состоянию моего тела, выразившись в неспешном шаге. Душевное же равновесие и прочие штуки, не менее важные для существования, но почему-то никогда не принимаемые в расчет, не заслужили жалости: едва лазарет скрылся из вида за поворотом улицы, я, не успевший отдышаться после одного допроса, нарвался на другой.
