улучшение — идешь ко мне и докладываешь. А уж я сам решу, что делать и как.
Когда четыре всадника добрались до замка, наступило время обеда, но Кремон сразу же получил конкретное задание:
— Как только поешь, отправишься к боларам и любыми средствами попытайся выяснить, каким образом они, со своим пресловутым слабым зрением, различают объекты на таком большом расстоянии. Скорей всего, их выдвигаемые из кроны глаза к этому непричастны.
— Хорошо, я постараюсь, — с подавленным видом ответил парень.
— И по ходу дела начинай интересоваться, с помощью каких средств они отличают Эль-Митоланов от простых людей. Понятно?
— Да, конечно…
И наступили для Кремона черные дни. Не то чтобы наставник достал его физическими нагрузками, нет. Тренировки с «Истуконом», марш-броски и прочие приемы по усовершенствованию тела продолжались с прежней интенсивностью. Вернее, со стабильным увеличением в сторону сложности. Да и учебный процесс не так резко перешел с простых магических приемов на самые сложные и уникальные. К этому уже давно имелись предпосылки. Но вот как теперь это все преподносилось, как подавалось и как поощрялось… Вернее, совсем не поощрялось. Даже явные успехи встречались протектором с насмешками и придирками. А уж если хоть что-то у молодого колдуна не получалось, на него сыпались чуть ли не оскорбления, а то и явные обвинения в оголтелой лени, несерьезности и откровенном разгильдяйстве. А наметившиеся дружба и взаимопонимание между учеником и наставником исчезли из их отношений бесследно.
Подобные изменения сказались и на отношениях с остальными обитателями замка. Коперрульф превратился в ярого солдафона, которому и поговорить больше не о чем, как о выполнении приказов начальства. И без особых на то причин очень стал похож на «Истукона». Только тот был из железа, а этот из живой плоти. Характер дворецкого стал замкнутым, лицо словно окаменело, а глаза превратились в две маленькие щелочки. Даже самые простые человеческие эмоции исчезли из внешнего поведения отставного капитана.
Домоправительнице, скорей всего, пришлось пережить нечто страшное в отношениях со своим племянником. То ли тот ее запугал, то ли взял шантажом, но тетушки Анны просто-напросто не стало видно в замке. Если точнее, то ее фактически перестал видеть Кремон. Женщина садилась за стол позже всех, молча ела и раньше всех убегала по своим делам.
Зато самым геройским и вызывающим способом вела себя Мальвика. За столом она постоянно буравила дедушку своими очками-биноклями, отчаянно дерзила, задавала глупые и неуместные вопросы и всем своим видом показывала полное несогласие с политикой наставника в отношении ученика. За что была неоднократно наказана изгнанием из-за общего стола и пугана угрозами применить к ней телесные наказания. Причем угрозы провозглашались таким страшным и раздраженным голосом, что молодой колдун не мог понять, почему несносная девчонка до сих пор ходит небитая.
Зато каждую свободную минуту Мальвика старалась бывать в том месте, где находился Кремон. Будь то тренажерный зал, конюшня, берег озера или место для занятий с боларами. Она совершенно игнорировала тот факт, что при виде ее все работники замка, да и многие посельчане, не могли скрыть улыбки. А вечером Мальвика старалась дождаться парня в его комнате и перекинуться хотя бы несколькими словами. Если же Кремон приходил слишком поздно со своих занятий, то на столе его всегда ждали несколько ваз со свежими фруктами, выпечкой, конфетами и мармеладом. В общем, до одного поворотного события Мальвика была единственным человеком, открыто выражавшим свое сочувствие опальному колдуну.
Давид Сонный при хозяине замка соблюдал полный нейтралитет и невмешательство. Зато наедине откровенничал с молодым колдуном безо всяких оглядок и деликатности, четко выражая свое несогласие с поведением Хлеби в отношении ученика. И за короткое время Давид превратился для Кремона в самого близкого и поверенного во всех делах друга, с которым можно было советоваться по любому вопросу. Ну если не считать Бабу и Мальвику. Но с помощником старосты из-за неимоверных нагрузок доводилось видеться слишком редко, а с девчонкой о смысле и целях жизни не поговоришь.
А вот с Сонным такие разговоры велись постоянно. Пользуясь тем, что уроки с боларами потребовали большей интенсивности, они вдвоем выбили у протектора еще один час времени и теперь могли наговориться на любые темы, успевая при этом вести исследовательскую работу с летающими растениями.
Больше всего Давид в последнее время расстраивался по поводу того, что Кремон не остался в столице и не получает там нужного обучения. Категорически отрицая оправдательные рассуждения молодого коллеги, Сонный убеждал его, что надо идти совсем по иному пути. Особенно такому Эль- Митолану, как Кремон. И пророчил ему большое будущее в овладении магией высшего порядка, кардинально иного направления — психотропного, приговаривая при этом:
— Конечно, такого учителя, как Хлеби, еще надо поискать. Но! Он ведь чисто боевой Эль- Митолан.
— Как же так? — удивлялся парень. — Да он меня стольким атакам на человеческое подсознание научил! Да он столькими науками интересуется! Только его уникальные умения создавать бурю и намораживать твердое покрытие на воде ставят его на одно из первых мест в Энормии среди остальных Эль-Митоланов.
— Совершенно правильно! — мягко соглашался Давид. — Хотя я сильно удивлен, что он тебя чуть ли не в самом начале курса стал обучать наисложнейшему искусству управления погодой. А уж то, что вы ходите с ним по озеру, — вообще странно. Такими секретами наставники с учениками очень редко делятся.
— А он мне сказал, что я не справлюсь! — устало ухмыльнулся парень. — Мол, покрытие уберет на практических занятиях — и мне придется плыть до берега. Пришлось поднапрячься, чтобы не мокнуть.
— И с бурей получается?
— Конечно. На днях сдаю экзамен в той самой долине, где меня когда-то накрыло! — похвастался молодой колдун.
— Вот видишь, он тебе не раскрыл еще и сотой доли своих умений, а пытается сразу срезать на самом трудном! — подвел немного странный итог Давид и стал развивать свою мысль дальше: — Любое обучение должно проводиться по плавно возрастающей линии, а не скачками и ломаной кривой. Согласен?
— Вроде как…
— Вот видишь! И к чему эти мелкие придирки не по существу? Если станешь наставником, ты допустишь такое обращение с учеником?
— Никогда!
— Молодец! Эх, — Сонный сочувственно вздохнул и покачал головой, — тебя надо было отдавать опытному наставнику по психогипноатакам. Вот где бы ты развернулся…
— Ха! Если я сам уйду от Хлеби, мне никогда не получить ни имени, ни герба Эль-Митолана.
— Естественно! И не только из-за существующих правил и законов. Но и потому, что все посчитают тебя слабаком, трусом и недостойным даже носить звание Эль-Митолана.
— А если бы он меня сам отправил, то где найти тех желающих, готовых потратить на меня свое драгоценное время?
— Зря ты гак. Сам посуди, одно твое умение вызывать понос у противников, — напомнил Давид, — огромное преимущество при выборе наставника.
— Ага… Выборе? Не смеши меня! Да их во всей Энормии можно пересчитать по пальцам одной руки!
— Да, действительно почти нереальная задача. Вот если бы кто-то походатайствовал…
— О чем ты говоришь? Кто может это сделать перед… ну хотя бы тем же Невменяемым?
— Зря сомневаешься! — Давид с самодовольным видом погладил свои волнистые волосы. — Даже к такому старому мизантропу можно подобрать свой ключик.
— К Невменяемому?! — воскликнул Кремон с удивленным смехом. — Да вы только и говорите о старческом маразме и умственной неполноценности этого старикашки! Лучше уж терпеть придирки Избавляющего, чем подстраиваться под выкрутасы престарелого сознания.
— Это ты зря. — Сонный даже испуганно огляделся по сторонам, словно опасаясь быть
