решительно продолжила: — Кстати! Об этом не должна узнать ни одна живая сущность! И все равно, пусть я даже погибну, но тебе расскажу обязательно!
— Говори, в чем дело.
— Не здесь, пройдем к тебе!
С некоторым подозрением герцог оглянулся на вход в келью и с явной неохотой пошел впереди. Поэтому и не заметил, как Мальвика, подглядывавшая за ними, вскочила и крадучись, перебежками двинулась следом. Дело в том, что, как они выяснили, ее Признаки действовали лишь на близком расстоянии. Толща стен, повороты и длинные коридоры слишком препятствовали влиянию дара, поэтому и решено было действовать от последнего поворота к обители диктатора. А вторая заговорщица обязывалась проследить, чтобы не совсем разумный герцог не вздумал наставить у себя перед жилищем смертельных ловушек.
Не наставил. Тем более уже однозначно решил, что его давняя симпатия сейчас закатит обычный скандал с истерикой и этим все закончится. Поползновений на свою девственность он тоже не опасался, потому как его девственность умерла, даже не родившись. Причину поведения Мони Лу он предполагал со стопроцентной вероятностью: сердобольная подруга очень жалеет невинных пленников и решила по глупости либо их спасти, либо по наивности оттянуть время жестокого наказания.
— Ладно, пять минуту тебя есть! — жестко произнес Ботиче, останавливаясь посредине своего жилища и закладывая руки за спину. — Поторопись!
Таги подошла к нему вплотную и замерла, словно прислушиваясь к своим ощущениям. Затем начала быстро и громко говорить:
— Мы с тобой знакомы двенадцать лет, и я пошла за тобой в это смертельное место не потому, что ты герцог! И не потому, что должен стать королем! И не потому, что ты Эль-Мито-лан и имеешь невиданные магические сокровища. Все это пыль, которая развеется после моей смерти, которая покроет мою могилу и которая прорастет травой на долгие годы твоей последующей жизни!
— Не говори так! — попытался с болью в голосе перебить Растел, но его рот оказался быстро зажат ладошкой.
— С этим я смирилась давно и ни о чем не сожалею. Но неужели ты не можешь понять самого главного?! Неужели ты неспособен оценить моего самопожертвования?! — Ответов она не ждала, а продолжала бурно выкрикивать дальше, тогда как ее вторая ладошка уже лежала на груди герцога: — Как истинный рыцарь, как настоящий наследник великой короны и как общепризнанный лидер в борьбе за справедливость ты просто обязан меня наградить! Причем наградить немедленно и не сходя с этого места. Ты готов?
Чуть раньше прозвучавшего вопроса Ботиче странно напрягся, его глаза стали вылезать из орбит, и он с ужасом понял, что с его телом происходит нечто странное, нечто доселе еще ни разу не испытанное, нечто переворачивающее не только тело, но и сознание. Но не в силах осознать сути происходящего с ним процесса, он только и сумел, что хрипло выдавить:
— К чему готов? Что ты хочешь?
— Только одного! Самого небольшого, самого единственного, но в то же время самого ласкового и всепрощающего… поцелуя! Только один поцелуй мне в награду за мое самопожертвование! Только один! Ну же! Растел! Пригнись ко мне и не стой как чурбан! Вот молодец! А теперь отдавай мне мою награду!
И Мони Лу с умением светской тигрицы впилась губами в губы совсем растерявшегося герцога Ботиче.
Гудас Вилт пребывал в одиночестве около двух часов. Одиночестве томительном и непереносимом. Только и удавалось ему тешить себя двумя оптимистическими рассуждениями. Раз его до сих пор не казнили, то, значит, это большой плюс к общему сроку прожитой им жизни. Умирать не хотелось ни в коем случае. Ну и второе: раз ни молодая маркиза, ни сам герцог до сих пор не вернулись, значит, дело и в самом деле может выгореть. В таком случае весь эксперимент диктатора свернет в другую колею, пленник станет не нужен, и его элементарно выпустят проторенной на поверхность дорогой.
«А может, герцог еще и обещанную компенсацию выплатит? — мечтал пленник, вытянувшись на лежанке и положив руки под голову. — Ведь для него лишний мешок монет никакой проблемы не представляет…»
Как раз на этой мажорной ноте в келью с гордым и восторженным видом влетела Мальвика. На радостях и без всякого стеснения она с разгона расцеловала своего товарища и в щеки, и в губы, и чуть ли сверху на него не уселась.
— Получилось! Все получилось! — приговаривала она с воодушевлением, — Я знала, я верила, что мы спасемся!
Она и не заметила, что вся позитивная энергия и только что максимально использованный положительный Признак продолжали витать во всем ее естестве. И витать настолько сильно, что Гудас моментально вошел в состояние наивысшего возбуждения.
Но тем не менее многие годы, проведенные им при любовных ухаживаниях, коварных обольщениях, и глубокое понимание женской души ему вовремя подсказали: в любом состоянии настроение потенциальной партнерши можно использовать. Грусть — для жалости. Печаль — для утешения. Радость — для восторженного соучастия в ней. Главное — не поторопиться и все не испортить. Поэтому мужчине и не пришлось что-то разыгрывать или притворяться, он только подыграл и усилил рвущийся из него восторг:
— Неужели?! Ура! Ты просто прелесть! Ты молодец! Я знал, я верил в тебя!
Он не только тискал девушку, но и без усилий приподнимал, крутил и прижимал ее тело как ему заблагорассудится. Восторженная Мальвика даже не сообразила, что оказалась зацелована с ног до головы и почти полностью раздета уже через пять минут такого «товарищеского взбадривания» и совместной радости. И лишь когда осознала, что до начала соития осталось всего несколько шагов, вспыхнула краской стыда, прикрыла обнаженную грудь и словно окаменела. Понятно, что в тот же момент и весь физический настрой законного по местным нормам мужа упал ниже должной отметки. Но только физический! Потому что его моральный дух оказался не сломлен никакими негативными Признаками, С прежней энергией он продолжил осыпать девушку поцелуями, шептать и восклицать томные слова и нежные комплименты. Его руки жили совершенно отдельной жизнью, ощупывая, трогая, оглаживая и нежно массируя самые эрогенные места женского тела.
Примерно через полчаса это молчащее тело стало расслабляться.
Еще где-то через полчаса раздался первый удивленный шепот:
— Что же мы вытворяем?
И товарищ по плену, уже наверняка слегка повернувшийся мозгами на своей затее соблазнения, удвоил усилия. Вскоре его жена оказалась полностью раздета, и он, извиваясь на ней всем телом, продолжил безрассудно бороться с непосильным для него негативным Признаком. И, кажется, стал побеждать этот Признак. Вернее, это сама Мальвика вдруг почувствовала в себе лихую бесшабашность и острое желание опробовать то, о чем она прежде только мечтала.
Но в тот момент, когда «молодоженам» осталось сделать последние полшажка для любовного соития, они оба, чуть ли не одновременно, заметили у входа в келью замершую фигурку герцога. Тот в досаде скривился и виновато поднял ладони, глядя, как парочка лихорадочно прячется от его взгляда под одеяла и там испуганно замирает. Затем громко хмыкнул и начал:
— От всей души прошу прощения, что так неосторожно вам помешал, и постараюсь всеми силами замолить свою оплошность в ближайшее время. Просто я шел сюда по одному очень важному вопросу, потом замер от собственной непонятливости и не успел сразу развернуться и уйти. Извините еще раз! — Однако после этих слов не ушел, а, еще раз решительно вздохнув, продолжил: — Но раз я уже здесь, то доведу свою мысль до конца. Мальвика, то, что ты совершила для меня и для Мони Лу, бесценно по многим причинам. И по этому поводу тебя ждут совершенно другие почести и другие благодарности. Но сразу хочу тебе сказать: лифт поднимет наверх, в пространство с крысами, любую особь женского пола. Дальше начинается самое трудное — гигантские и кровожадные монстры. Кто там сможет прорваться? Следует учитывать: бронированной колабы у нас нет. Да еще и беременной. Любой сорфите будет трудно сражаться в узких проходах, ей там не развернуться, и крысы легко прорвутся снизу, откусывая ноги. Никакая таги тоже по умолчанию не справится с сонмищем громадных для нее хищников. Особи мужского рода отпадали
