выведать.
Брат Зенон втихомолку перевёл дух и даже обменялся взглядом с братом Гарадом - спасибо Хранителю, не пришлось принимать срочные и изощрённые меры, чтобы отодвинуть в сторону эту ретивую выскочку. Она уже сыграла свою роль... горный замок? Просто чудесно! Великолепно, когда на свете есть вот такие идеалисты. Пусть себе отправляется нести бремя службы Хранителю - того, что удалось из неё вытащить, хватит с лихвой. Конечно, лучше было бы отправить её проповедовать святую веру в дальние земли полудня, откуда ещё ни один из миссионеров не возвращался живым. С другой стороны, и правда - может и пригодиться разок-другой.
Он вспомнил, как ещё утром поэт божией милостью - не из тех рифмоплётов, что годны сочинять лишь кабацкие вирши да хвалебные оды для кичливых дворян - вытащенный из тюрьмы, прощённый и обласканный матерью-церковью, на пробу переделал один псалм из откровений Яна Златоречивого. И холодок ужаса и восторга в своей душе, когда немного волнующийся святой воин в пригородном лесу произнёс нужные слова и властно воздел руку. Беззвучный взрыв оказался хорош - немалого размера роща вздрогнула в тихом ужасе.
Там не выжил никто. Ни мелкая лесная живность и птахи, ни несколько наспех привязанных к деревьям овец и свиней. Ни даже пара каторжан с вырванными ноздрями и мочками ушей, благоразумно уступленных храму на тайном совещании этой ночью в одном кабинете магистрата.
Спешно покидая место испытаний, брат Зенон отметил увядающие ветви и желтеющие листья - и возликовал. Велика же тихая ярость Хранителя! Хм-м... надо будет это так и назвать... и святой брат, неохотно оторвавшись от своих радужных мечтаний, вернулся в полутёмную залу.
- Я своими руками придушила одну лесную мерзавку. И хруст её костей звучал лучшей музыкой на свете, - в голосе святой сестры мелькнула такая ненависть, что кое-кто из присутствующих втихомолку поёжился. - Однако, через полчаса она вновь оказалась жива... мало того, она ещё и простила меня. Представляете? Лесные твари ведают о всепрощении!
Сестра Стефания, что только час назад вернулась из дальней деревни, откинулась на спинку, дрожа от непонятного волнения. Нет, с крестьянами, из пьяного куража устроившими на лужке 'стенка на стенку' и порезавшими друг друга косами, особых проблем не возникло. Но парочка немудрёных на первый взгляд истин, показанных речной нимфой, которая по просьбе сестры Мирдль согласилась побеседовать и объяснить кое-что из таинств Воды, потрясла почтенную целительницу до основания. Вот оно, настоящее! Даже брата Фелера и ещё одного молодого паладина, сопровождавших целительницу в поездке, проняло не на шутку.
Но сейчас... словно тонкая, неосязаемая и всё же липкая пелена постепенно заполняла эту залу. Расплылась неслышно, цепко опутав храм и незримыми оковами ухватив собравшихся здесь людей. И несмотря на свежий прохладный воздух, какой только и бывает после дождя, святой сестре стало душно.
Стефания обвела темнеющим взором залу, дрожащей неверной рукой дёрнула ворот. Ох, что же ты делаешь, Мирдль? Выходит, те твои ненароком обронённые слова, что богатые храмы и пышные служения неугодны Хранителю - не просто так? Бог не нуждается в славословиях и блеске золота. Он в душе каждого, и чем ближе мы к естеству природы, тем ближе к благости всевышнего? Да, наверное, так и есть...
Тогда зачем вокруг всё это?
Глава 8
Айлекс поморщился. Если ему, воину и почти человеку, настолько тяжело здесь, то каково приходится дриаде?
'Медведь ладно, ему по должности положено' - он проследил, как серая горбатая туша рыкнула на дёрнувшихся было наружу завсегдатаев, пригвоздив тех к колченогим табуретам и чуркам, бытовавшим в корчме вместо лавок.
Вообще, первое, что при входе в заведение бросилось в... нет, не в глаза - в нос, это оказалась настолько густая застоялая вонь спёртого воздуха, что ощущение оказалось словно от пропущенного в голову удара. Казалось, внутренний объем корчмы можно резать тугими пластами и с молодецким хеканьем выбрасывать наружу. Веллини вообще отшатнулась, едва не сев на замыкающего процессию зверя. Зато Майра как ни в чём ни бывало просочилась в кособокое и обгрызенное подобие двери, и уже оглядывалась внутри.
Да, посмотреть тут было на что. Айлекс поставил бы на спор горсть золота, что подобной диковины не сыскать не только в Семигорье, но и на равнинах. Сваргань такое диво где-нибудь в портовом закоулке Тарнака или на перекрёстке дорог, и народ будет валом валить. 'Гоблинская корчма! Нигде не найдёте такой грязи и вони - а одна кружка пойла валит с ног не хуже удара дубиной по голове! Спешите!'
Всё же, кое-какое подобие обычной стойки тут имелось. Настолько широкое и мощное, что Айлекс пригляделся - и едва не разинул рот. Ну ничего себе - это ж какое подлое проклятие надо наложить на дерево, чтобы ствол окаменел до состояния чёрного, радужно отблёскивающего камня? Особенно добила его ветка с мелкими резными листиками, прижатая когда-то к дереву и нынче печальной красотой выделяющаяся на его шершавой поверхности.
По бокам неярко горели два немилосердно чадящих масляных светильника, добавляющие свою толику копоти к режущей глаза вони. На боковой стене обретался небольшой зверёк с большим плоским брюшком, ярко светящимся зеленовато-гнилушечным светом. Страдалец оказался прикован к вмурованному кольцу тонкой цепочкой за шею, и ему оставалось только сидеть на специальном уступчике, печально взирая на творящийся в корчме бедлам и сияя голым бесшерстным брюхом.
На этом, собственно, освещение заканчивалось, если не считать отблесков кухонной печи из задней каморки. Даже если бы воздух был чистым, света всё равно бы оказалось мало. Потолок или что тут его заменяло, вообще оказался не виден - толстый и лохматый, почти ощутимо плотный слой дыма вверху надёжно скрывал его. Ну, а пол... нет, я лучше помолчу - помойку вы и сами способны представить.
А так, ничего особенного. Кое-как обработанные каменные стены. Столы из дубовых пеньков или слегка обтёсанных глыб камня, совершенно неподъёмные и потому абсолютно непригодные в кабацкой драке табуреты. Но что драться тут любили и даже немного умели, Айлекс готов был поспорить. Рожи у посетителей такие, что не приведи Хранитель. Как на подбор - ни одной целой. То глаз заплыл, то нос набок сворочен. А у вон того, для разнообразия, ухо откушено...
- Мир этому дому, - осторожно произнёс он. Затем недоверчиво посмотрел на прикипевших седалищами к своим местам гоблинов в живописнейшем рванье, и веско добавил. - Оружие на стойку.
Подтолкнул коленом медведя.
- Проверь, чтоб чего не утаили, - а сам прошёл к сооружению из цельного окаменевшего ствола.
Полез за него рукой, пошарил немного - и вытащил за настороженно прислушивающееся ухо корчмаря Гыгу собственной персоной. М-да, тоже оказался весьма живописный тип - впору самого на цепочку посадить да показывать на ярмарке. Круглая харя наподобие сплющенного ночного горшка, у которого по бокам вместо ручек зачем-то приделаны уши, а снизу тощая козлиная бородка. Под скошенным лбом близко посаженные плутоватые глазищи, что тотчас же забегали словно независимо от воли хозяина. В широкий, почти до ушей рот наверняка залез бы и кулак, если бы удалось его открыть - но сейчас из него вбок росла трубка. И судя по мерзкому запашку, вместо табака корчмарь употреблял то ли сушёную плесень, то ли изрубленные в соломку хорошо ношеные портянки.
Зато шириной плеч он не уступал дриаде - то есть по гоблинским меркам здоровяк ещё тот. Ну, оно и понятно - при такой работе да с такими посетителями самое оно... Айлекс вдумчиво осмотрел это несусветнее чудо и распорядился:
- Самую чистую чарку сюда, - а сам взялся за свою флягу. - Эта вода видела свет Солнца и Селены, напиталась запахом ветра и семи трав...
Как бы в подтверждение, налитая в подозрительной чистоты стеклянную стопку вода заиграла в полутьме корчмы голубоватыми сполохами.
Айлекс сделал корчмарю жест - выпить. Подождал, пока Гыга задерёт вверх обречённые глаза и
