Несмотря на тяжелое настроение, она продолжала помимо работы в больнице заниматься стенографией.
В один из вечеров в лазарет пришел Мухимханов. Соня заметила, что он настроен как-то необычно: все время острит, но у него не выходит удачно, и он нервничает. Соня готовит Пете воду с лимоном и сахаром и, размешивая ложечкой, все время отпивает, пробуя, не слишком ли кисло. Мухимханов сидит рядом на пустой койке, смотрит на нее своими узкими глазами и улыбается. Соня чувствует, что он хочет ей что-то сказать, но не решается. Чтобы не смущать, смотрит в другую сторону.
– Соня, – произносит он чужим голосом.
Она смотрит на него сквозь стакан, наполненный сахарной водой, в которой плавает ломтик лимона. Смешно видеть его расплывшееся лицо, точно нарисованное, а затем размазанное.
– Ну что? – спрашивает она, не отнимая глаз от стакана.
Это смущает его окончательно.
«Зачем она приблизила стакан к лицу… – думает он. – Вот все и кончилось, я ничего не могу сказать… все из-за стакана… как глупо…»
– Опустите стакан, – сказал он неожиданно для себя и покраснел.
– Хорошо, – ответила Соня, опуская стакан. – А дальше?
– Дальше я вам предлагаю быть моей женой, – выпаливает он.
Точно внезапно награжденный даром красноречия, говорит быстро-быстро, словно боясь, что его перебьют:
– Подождите, Соня, не отвечайте сразу и не сердитесь… Я вас знаю и понимаю… я не ребенок. Вы его любите. Это я знаю, но… не примите за клевету… он прекрасный товарищ. Мы познакомились в штабе… Он не любит вас… поверьте… а я неожиданно… точно волной захлебнулся, понял, что вы и никто другая… для меня… Я буду… Вы будете… Соня… у меня есть кое-что… Я допрашивал дворянскую мразь… – Он полез в карман и вытащил горсть разноцветных камней. – Бриллианты… Это еще не все, мы будем богаты. А хотите, уедем за границу. У нас будет все! Вы заживете как у Христа за пазухой. Я сильный, крепкий, посмотрите на мои мускулы, буду вас на руках носить…
Соня слушала, опустив глаза, искоса посматривая на больного: не проснулся ли?
– Ничего мне не надо, ничего. Мухимханов, дорогой, не надо было начинать этот разговор, вы же знаете, что это невозможно.
– Из-за Лукомского, да? – прошептал он глухо.
– Не все ли равно… Вы сами тогда на вечеринке поднимали тост за женщину-товарища, а сейчас, точно юнкер, зная, что я не могу, настаиваете.
Мухимханов встал. От резкого движения одеяло упало на пол, открывая белую простыню. Соня отвела глаза. В это время Петя проснулся.
Увидя Мухимханова, с которым успел сдружиться, спросил:
– Мухимханов, ты куда?
Тот, не отвечая, выбежал из палаты.
– Что такое? – спросил Петя, протирая глаза.
– Не знаю. Должно быть, вернется, – ответила Соня и добавила: – Я тебе кисленькое приготовила.
– Спасибо. Так хочу пить.
Он взял стакан и начал отпивать маленькими глоточками, смакуя и гримасничая, как ребенок.
Соня посмотрела на него ласковыми глазами, в которых дрожали круги тревоги, вроде тех, что появляются на поверхности воды, когда в нее бросишь камень.
Вечерело. Огней еще не зажигали. В окнах голубел вечереющий свет. Соня взяла Петину руку и прижала к своему лицу. Как странно! Могла ли она предсказать еще несколько месяцев тому назад, что будет сидеть рядом с Петей в лазарете незнакомого города… Еще недавно тихая Тверь, мама, Володя, а еще раньше – Москва, друзья, стихи, кофе, кокаин… Неужели это была она? Соня содрогнулась, подумав, что было бы с ней, если бы случайно не встретила Лукомского… его чуть-чуть улыбающиеся глаза, и все: взрыв внутри, переворот, все, что прежде забавляло, радовало, стало ненужным, неясным, нудным…
Снова вошел Мухимханов. Лицо его было бледно, но он силился улыбаться.
– Сыграем в шахматы, – предложил Петя.
– Хорошо, только хочу сказать два слова твоей сестре.
Они отходят в сторону.
– Товарищ Соня… я должен просить… вы меня простите и забудьте, что я говорил… Это было с моей стороны подло… Я знал, что ваши мысли совсем не здесь, не со мной, но, – добавил он, краснея, – если когда-нибудь вы вспомните обо мне, знайте… Я всегда… – Оборвав свою бессвязную речь, он пожал руку Сони и вернулся к Пете.
Электричество не действовало. При свете керосиновой лампы они расставили на квадратной доске шахматы. Соня стояла у печки и смотрела издали на деревянные фигуры, как бы застывшие в мечтах о чем-то неведомом. Тени от них падали на шахматную доску, и на ней им было тесно, они располагались на койке, подоконнике, стене, выкрашенной бледно-голубой масляной краской.
Соня подумала: как все хорошо, даже то, что Мухимханов сделал маленькую бестактность. Сейчас они кончат партию, и он пойдет провожать ее домой. Она мысленно поставила его на место Лукомского. Неужели он говорил когда-нибудь, кому-нибудь то же, что Мухимханов говорил сегодня ей… Нет, нет, этого не может быть.
Она подошла к Пете, села рядом. Одной рукой Петя обнял ее за талию, другой (она заметила, что руки
