теперь он обдумывал ситуацию. Стоит ли открывать «медвежатам» все, что он разведал и чему сделался свидетелем? Или нужно подождать дальнейшего развития событий? Кто знает, возможно, появится случай воспользоваться всем происходящим — на благо Ордена…
Ночь выдалась прохладная, и Иордан рано улегся спать, укрывшись тонким шерстяным одеялом. Он стремился по возможности избегать роскоши. Потом, когда он будет старым, когда разбогатеет — тогда… Если Господь допустит, и такое случится.
С годами Иордану стало хотеться земных благ. Он сознавал, что это грех, пытался бороться с этим, уговаривал себя: земное бытие скоротечно, нет смысла обустраиваться на земле — лучше бы подумать о грядущей вечной жизни на небе… И все равно, под тонким одеялом мерз. И мечтал о пуховом, каким, по слухам, укрываются дебелые русские купчихи в своих закрытых теремах.
Ворочаясь без сна, Иордан вдруг услышал, как тихо скрипнули ступени.
Это было странно. Обычно в это время суток вся гостиница погружалась в мертвый сон. Люди набирались сил, чтобы вскочить с рассветом и разом погрузиться в круговорот дневных дел и забот.
Затем долго не было никаких звуков. Иордан затих, прислушиваясь. Он отказывался верить в то, что ему почудилось. Слишком долго он был странствующим рыцарем, чтобы не доверять собственным чувствам.
Нет, кто-то был на лестнице и сейчас подкрадывался к иордановой двери.
Наконец скрип повторился. Явный знак надвигающейся опасности. Сердце Иордана так и подпрыгнуло — но не от страха, а от радости: все-таки он не ошибся! Очень осторожно, стараясь не издавать ни звука, Иордан выбрался из кровати и затаился в углу комнаты. Кинжал в правой руке — наготове.
Одеяло осталось лежать скомканным. Если внимательно не приглядываться, то кажется, будто под ним скорчился очень худой человек.
Дверь в комнату приотворилась. Внутрь скользнули две тени. «Ого! — подумал Иордан, явно польщенный. — Двое!» Он поудобнее перехватил рукоять кинжала, оперся на отставленную левую ногу и приготовился бить.
Один из вошедших быстро и резко ударил мечом одеяло. Затем выдернул оружие из перины, выпустив поток перьев, и выругался сквозь зубы.
Второй, растопырив руки, двинулся по темной комнате. Иордану он был заметен в слабеньком сером свете, который сочился с лестницы, а убийца Иордана не видел — того полностью поглощала тень в том углу, где прятался ливонец.
Первый, с мечом, озирался по сторонам. Иордан решил покончить с ним и одним прыжком оказался возле врага. Быстрое движение кинжалом — и тайный убийца, противно булькнув горлом, захлебнулся собственной кровью. Иордан оттолкнул его от себя ногой. Тот повалился на пол в неловкой позе, как сломанная игрушка, несколько раз дернул разом руками и ногами — и затих.
Второй пригнулся к полу, напружинился и прыгнул мягко, как кошка. Иордан почувствовал, что тонкая петля захватила его шею и пережимает глотку и артерии. Вместо того чтобы поднять руки к горлу в инстинктивной попытке отодрать от себя смертоносную петлю, — как это сделал бы любой человек, — Иордан покорился петле и последним усилием ударил кинжалом стоящего сзади него человека.
Несколько мгновений казалось, что удар не достиг цели. Это были бесконечно долгие мгновения для Иордана, который терял сознание от нехватки воздуха и уже ничего не соображал. Он ощутил влагу на своих ногах, рот его раскрылся, язык, ставший огромным, полез наружу. А потом внезапно все закончилось.
Бечева хоть и оставалась еще на шее Иордана, глубоко врезавшись в плоть, но ее тиски ослабли. Иордан с громким всхлипом перевел дыхание. В груди у него, как ему казалось, все так и ревело, точно море в штормовую погоду.
Рыча и задыхаясь, Иордан сорвал с шеи бечеву. Острая боль опоясывала его шею, кусала и грызла ее, как будто на него надели раскаленный ошейник с шипами.
Иордан, не стесняясь, выл и плакал от боли и пережитого унижения. Он метался по темной комнате, взмахивая руками, пока наконец не нащупал подсвечник и лежащее под ним кресало. Несколько судорожных движений — и огонек разгорелся. Комната осветилась дрожащим светом.
В этом слабеньком, как будто робеющем свете показалась разоренная постель со вспоротой периной. Умятые перья вываливались наружу из пореза, точно кишки из развороченного живота.
Одеяло погибло, рассеченное в трех местах. Худо-бедно оно прослужило Иордану больше десяти лет, но ливонский рыцарь не ощущал сожаления при мысли об этой потере. Он не привязывался к вещам.
Его обрадовало это открытие. Да, похоже, он до сих пор сохраняет в себе юношеское умение относиться к вещам небрежно, без сердечного чувства.
С другой стороны, подумал Иордан (какие только мысли и соображения не лезут в голову в подобные минуты!), если бы это было то самое, вожделенное пуховое одеяло из терема, он не воспринял бы случившееся с такой легкостью.
Рука рыцаря оставалась по-прежнему твердой. Один из убийц навеки замолчал, пронзенный кинжалом Иордана из Рацебурга. Иордан подошел к нему, толкнул тело ногой. Убитый повалился набок, и на Иордана уставился грустный тусклый взгляд.
Ничем не примечательная персона, подумал Иордан, поднося свечу поближе к убитому. Обычный русский человек, каких много. Впрочем, не очень похож на северянина. Больше — на какого-нибудь русского из Калуги или Ярославля, из средней полосы. Или на москвича. Масти пшеничной, а не белесой.
А вот второго убийцы в комнате не было. Пораженный кинжалом, он выпустил свою жертву и бежал. Это открытие поразило Иордана. Он заглянул под кровать, пошарил по всем углам — никого и ничего.
И тут Иордан вспомнил, что обмочился, когда его душили. Ругаясь на чем свет стоит, ливонец стянул с себя штаны и нашел запасные. Горло по-прежнему саднило и жгло, но сейчас обращать на это внимание было уже некогда. Попозже он сделает себе прохладный компресс. Попозже.
Иордан взял свечу, вооружился и вышел из комнаты, тщательно закрыв за собой дверь. Он решил отыскать своего убийцу по кровавому следу, который тот непременно оставит.
Действительно, на ступеньках возле двери обнаружилось несколько густых красных капель. Иордан усмехнулся, обнажив длинные желтые зубы, и двинулся вниз по лестнице.
Однако внизу никаких пятен уже не было. Иордан, впрочем, не сомневался в том, что убийца уже покинул гостиницу. Он вышел на улицу и остановился, вглядываясь в ночную темноту. Сейчас свеча была ему только помехой: убийца, если он затаился где-нибудь поблизости, видел огонек, а Иордан, напротив, не видел ничего.
Задув свечу, ливонец прижался к стене и стал слушать. Ничего. Только ветер шумит в кронах деревьев, да еще, если прислушаться хорошенько, слышен плеск волн о днища кораблей.
Идти дальше в темноте Иордан не решился. Незачем облегчать убийцам задачу. Следы он поищет завтра. Кровь не так-то легко стирается с поверхности земли.
Он вернулся в комнату. Мертвец лежал на полу в прежней позе. Вообще там ничего не изменилось.
Иордан вынул меч из ножен и несколько раз провел вокруг себя, каждое мгновение ожидая, что наткнется на чье-нибудь тело. Но убийца не решился возвращаться.
Будет ждать другого случая, надо полагать.
Иордан усмехнулся. Теперь ему предстояло решить другой вопрос: стоит ли будить от сладкого сна хозяина гостиницы и рассказывать ему о происшествии, а затем и извещать городские власти — бежать в приказ и вообще ставить на ноги Новгород? Или же лучше скрыть покушение, спрятать до времени тело и, прежде всего, переговорить с Флором и Лавром, которым это, похоже, даст новую пищу для размышлений? Заодно подождать — не зашевелится ли кто-нибудь в городе в поисках пропавшего слуги, посланного с опасным и пакостным поручением — зарезать спящего…
В конце концов, ливонец пришел ко второму решению. Оно показалось ему более богатым. Убитый — не знатный человек и не уважаемый, обычный холоп, если судить по одежде и рукам. Да и рожа препротивная, подумал Иордан — возможно, несколько несправедливый к умершему. Но у него, признаем
