коренных интересов партии и народа.
Мы говорили с Никифором Викторовичем почти всю ночь. Расстались на рассвете, когда запели курские соловьи, и расстались навсегда. Шведов учился в Военной академии имени М. В. Фрунзе в Москве, потом успешно командовал полком в 27-й гвардейской стрелковой дивизии. Уже после войны я узнал от жены Шведова — Александры Федоровны о его письме, которое 20 апреля 1945 года он прислал своей семье. Вот строки из этого письма: «Жив и здоров, идут бои очень жаркие. Скоро начнем штурмовать Берлин. Будьте здоровы и счастливы. Остаюсь всегда ваш...»
23 апреля 1945 года Никифор Викторович Шведов погиб на берегах Шпре. Похоронен он в городе Зоннеберг.
Этот добрый и умный человек остался в моей памяти среди многих моих учителей жизни на войне. Он был из тех советских офицеров, в которых органически сочетались военные и политические качества, командирские и комиссарские навыки, из тех, кому в первую очередь посвящена эта книга.
Теперь многие буржуазные историки стремятся извратить существо и характер института военных комиссаров в Красной Армии. Они клевещут, будто его введение в начале Великой Отечественной войны являлось свидетельством недоверия к командному составу. Некий Панас Феденко, подвизавшийся в так называемом «Институте по изучению СССР» в ФРГ, объясняет введение института комиссаров тем, что «нужен был надзор партийных комиссаров над командирами Красной Армии».
Между тем нам хорошо известно, что введение в наиболее трудный первый период войны института военных комиссаров было продиктовано совершенно иными причинами. Положение о комиссарах ни в малейшей степени не умаляло роли и ответственности командиров. Оно от начала до конца пронизано мыслью о единстве военной и политической работы, неразрывности целей командира и комиссара в повышении боеспособности войск и укреплении воинской дисциплины. И от командиров, и от комиссаров, политработников партия в одинаковой мере требовала быть боевыми носителями духа Коммунистической партии, ее дисциплины, твердости, самоотверженности, мужества и непоколебимой воли к победе в борьбе с врагами социалистической Родины.
Комиссары на деле были полномочными представителями партии и Советского правительства. Они глубоко вникали в боевую обстановку, помогали командирам разрабатывать приказы, строго контролировали их выполнение, беспощадно боролись с трусами, паникерами, нытиками, воспитывали воинов в духе храбрости и стойкости.
Один из старейших командиров Советской Армии, участник гражданской и Великой Отечественной войн, член партии с 1918 года генерал-майор Иван Федорович Куц, характеризуя комиссаров, писал: «Для меня это служило высшим эталоном определения человеческой личности. Такое мнение определилось у меня на основании личного опыта... Я хорошо понял, что такое комиссар. Если он старше меня — это отец, учитель, боевой товарищ. Бывали моложе меня партийным стажем — и это были настоящие друзья, верные соратники, на которых можно было опереться в самый трудный опасный момент. Все они были высокоидейные, беззаветно преданные делу партии, кристально чистые большевики»[11].
А. X. Бабаджанян (позже Главный маршал бронетанковых войск) в 1941 году командовал на фронте полком. Вот что он пишет о комиссаре своего полка Н. И. Пивоварове: «Он мастер был понимать, я — нет. Но, наверное, потому именно он был комиссаром, а я строевым командиром. И учился у него постижению этой науки понимать, понимать человека. Без ложной скромности скажу, что, наверное, политработники потому и дружили со мной, что замечали мое прилежание в постижении этой науки». И далее: «Командир, — любил говорить Н. И. Пивоваров, — ты думай о том, как полку достигать победы в бою, остальное доверь мне — дисциплину, сознательность, снабжение... Не подведу»[12].
Он не подводил. Он был из славной когорты старых кадровых комиссаров Красной Армии. Это о таких, как он, наверное, впервые кто-то сказал: душа полка.
От себя добавим, что недаром бойцы пели на фронте:
В лице комиссаров фашисты видели самых опасных для них людей. Вот почему гитлеровцы питали к ним самую лютую ненависть. Характерен такой факт. Еще за три недели до начала вероломного нападения Германии на Советский Союз бригаденфюрер СС генерал-майор войск СС Глюке разослал войскам совершенно секретную директиву командования об обращении с политическими комиссарами Красной Армии. В ней, в частности, говорилось: «Политических комиссаров во вражеских войсках можно опознать по особым знакам отличия — красной звезде с вытканными золотом серпом и молотом на рукаве. ...Эти комиссары не признаются в качестве солдат; на них не распространяется защита, предоставляемая военнопленным по международным правам. После отделения их следует уничтожать».
Главная ставка Гитлера в своем приказе наставляла солдат и офицеров: «Политические руководители в войсках (советских. —
А вот еще одно признание. Бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба ОКВ генерал Вальтер Варлимонт, допрошенный на предварительном следствии в связи с Нюрнбергским процессом, показал: «Незадолго до начала военных действий я присутствовал на собрании главнокомандующих вооруженными силами вместе с их начальниками штабов, командующими армейскими группами, армиями, а также командующими взаимодействующими армейскими группами авиации и военно-морского флота.
На этом собрании Гитлер заявил, что он предпринимает специальные меры против политработников и комиссаров Красной Армии. Война против СССР будет не обычной войной, это будет борьба противоположных идеологий. Поэтому нельзя рассматривать политработников и комиссаров Красной Армии как обычных военнопленных. Их нужно будет Передавать особым группам полиции безопасности и СД, которые последуют за немецкой армией в Россию».
На Нюрнбергском процессе советский обвинитель генерал Р. А. Руденко спросил Кейтеля: «Значит, вы не отрицаете, что еще в мае, более чем за месяц до войны, уже был запроектирован документ об уничтожении русских политических и военных работников? Вы не отрицаете этого?
Кейтель: Нет, я не отрицаю этого...»[14]
Гитлеровское командование даже установило систему специальных донесений о казненных политработниках Красной Армии.
Страшные приказы и донесения! И немецко-фашистские захватчики выполняли их неукоснительно.
По далеко не полным данным, офицеры 16-й немецкой армии только в первые пять месяцев войны зверски убили и замучили более 70 комиссаров и политработников Красной Армии[15]. Теперь уже нашим воинам известно, что гитлеровцы расстреляли героя обороны Брестской крепости полкового комиссара Е. М. Фомина, извлеченного из-под обломков взорванной стены.
Трагически погиб член Военного совета Юго-Западного фронта дивизионный комиссар Евгений Павлович Рыков. Несмотря на тяжелое ранение, фашисты подвергли его жестоким пыткам. Но сломить волю этого человека извергам не удалось.
Даже после войны битые гитлеровские генералы не могут скрыть своей звериной ненависти к политработникам. «С точки зрения международного права, — читаем в мемуарах Манштейна «Утерянные победы», — политические комиссары вряд ли могли пользоваться привилегиями, распространяющимися на военнослужащих. Они, конечно, не были солдатами»[16].
Не были солдатами? Это такая клевета, которая даже не требует опровержения. Политработники всех
