…Я возвращался с разведки у горы Саб. В километре от нашей головной заставы меня встретил Геронтий Николаевич Ветлугин.
— К вам гость из Краснодара. Старичок какой-то. Я его в лагерь не пустил, велел ребятам за ним приглядывать.
На заставе я сразу узнал «старичка»: это был Иван Семенович Петров, тот самый таинственный старик, который когда-то ловко мистифицировал меня и Елену Ивановну.
Петрова послали к нам Арсений Сильвестрович и Лысенко, чтобы повидать Евгения. Но Петров опоздал: мои сыновья погибли при взрыве поезда между Северской и Георгие-Афипской…
Я вызвал Ветлугина, Слащева, Сафронова, Еременко, Кириченко — всех наших гвардейцев, друзей и сослуживцев Евгения. И Петров ушел от нас, унося советы для Лысенко и секрет нашего «волчьего фугаса» для коммерческого директора «Камелии». Через два дня мы получили первую радиограмму от Вали:
«Дед пришел».
Это означало, что «старик» Петров благополучно вернулся в Краснодар.
Глава X
На комбинате торжественно встречали Родриана.
За полчаса до его приезда у главных ворот собралась вся немецкая администрация во главе с Гербертом Штифтом. Штифт был директором-распорядителем акционерной компании, захватившей в свои руки руководство Главмаргарином. Родриан был главным инженером этой компании. Но за ним стояла всемогущая хозяйственная организация гестапо — и бетрибсфюрер нервничал, ожидая его.
— Прошу вас присутствовать при встрече, — сказал Штифт Гавриилу Артамоновичу Шлыкову. — Господин Родриан справлялся о вас по телефону.
В ворота комбината въехали две легковые машины. Из первой вышел Родриан.
Ему было лет шестьдесят. Он выглядел типичным пруссаком: военная выправка, плотная, крепко сбитая фигура, тяжелый взгляд серых холодных глаз. На нем был полувоенный костюм — френч, сапоги.
Вторая машина привезла трех немецких инженеров и переводчика.
Штифт подошел к Родриану и обратился к нему с приветственной речью. Но тот не дослушал его до конца. Увидев Шлыкова в толпе встречающих, он протянул ему руку:
— Здравствуйте, Шлыков! Рад видеть вас. Мне известно о вашей деятельности на комбинате. Это именно то, чего я ждал от моего старого рабочего.
Родриан сделал несколько шагов в сторону и остановился, молча глядя на панораму комбината.
О чем думал он в эту минуту? Вспомнил ли он свой жалкий заводик при виде гигантских корпусов комбината? На какое-то мгновение на его лице мелькнуло выражение удивления, даже, может быть, зависти. Но он тотчас овладел собой.
— Господин Штифт, это, очевидно, новая система дымовых труб? — зло спросил он, указывая на дымящиеся силосные башни.
Бетрибсфюрер не понял иронии.
— Большевики зажгли хлопковое семя в силосах… — хотел было объяснить Штифт, но Родриан оборвал его:
— Я прекрасно вижу, что это силосы, господин Штифт. Знаю и то, что большевики подожгли семя. Но мне известно также, что до сих пор вы не можете потушить пожар!
С этими словами Родриан направился к зданию главной конторы.
Немедля он приступил к осмотру комбината. Его сопровождали Штифт, инженеры ТОДТа, Шлыков. Родриан шел впереди них с такой уверенностью, будто расположение заводских корпусов было ему прекрасно известно. Этим он словно хотел подчеркнуть, что все, что он видит, не вызывает в нем ни малейшего удивления.
У маргаринового завода их встретил Порфирьев.
— Господин директор… — начал было Штифт.
— Здравствуйте, господин Порфирьев, — не ожидая представления, сказал Родриан. — Хочу взглянуть на готовую продукцию.
— Прошу… я провожу вас, — заторопился Порфирьев.
— Не беспокойтесь, — холодно бросил Родриан и начал подниматься на третий этаж, где стояли бидоны с готовым к отправке шпейзефетом.
Родриан внимательно осмотрел бидоны, понюхал и даже попробовал их прогорклое содержимое.
— Плохо, очень плохо, господин Штифт! — говорил он, недовольно морщась. — Отвратительный запах, скверный вкус, малая калорийность. Это наихудший эрзац, который мне пришлось видеть. Здесь, на Кубани, мы должны вырабатывать полноценный маргарин, который был бы по своим вкусовым качествам почти равноценен сливочному маслу. Я не преувеличиваю! Шлыков, завод до войны давал именно такой продукт?
— Совершенно верно: на маргарин наш нельзя было пожаловаться, Вильгельм Карлович! — ответил Шлыков.
— Ну-с?
Родриан строго смотрел на Штифта.
— Машины разбиты, — пробормотал бетрибсфюрер. — Вам известно — нет пара…
— О машинах поговорим потом. Что же касается пара… Скажите, господин Порфирьев, это вам пришла в голову мысль о локомобиле?
Порфирьев растерялся, он не мог понять, — доволен Родриан его идеей или нет.
— Вы правы, Вильгельм Карлович, — вмешался Шлыков.
— Неплохо. Но только для начала, — сухо возразил Родриан. — Пора работать как следует… Господин Порфирьев, через месяц вы будете иметь пар! Подготовьтесь к полному развороту работ…
Проходя мимо огромного бака, Родриан споткнулся о конец лежавшей на трубе доски. Откуда-то с верху этого бака неожиданно опрокинулось несколько ведер, обливая маслом идущих внизу. Ведра с грохотом упали на цементный пол. Штифт с криком отскочил в сторону.
— Что у вас тут за безобразие? — возмущался он. — Кто это сделал? Сейчас же найти виновника!
Началась суматоха, забегали испуганные немцы из охраны и надсмотрщики. Некоторые, наиболее усердные, полезли на баки. Один из них, не добравшись доверху, сорвался, сбил с ног второго… Родриан, молча покачивая головой, обтер масло с лица и, встряхивая промаслившийся костюм, пошел с завода…
Немного позже Шлыков сказал Родриану:
— Это, Вильгельм Карлович, вы сами зацепили ногой доску, которая толкнула подпорку крышки бака, сбив стоявшие на краю ведра с маслом…
Тот, махнув рукой, приказал Штифту прекратить бесполезные поиски виновных.
— Я хочу видеть машины, — сказал он.
Родриан внимательно осматривал агрегаты. Он даже подлезал под машины, ощупывая рукой отдельные детали.
— Грязь, ржавчина, полное отсутствие смазки, — возмущался Родриан. — Эти прекрасные механизмы надо беречь… Кстати, господин Штифт, у вас нет новых сведений об Игнатове?
Штифт замялся.
— Я спрашиваю об инженере Игнатове — конструкторе этих механизмов, — повторил Родриан.
— Игнатов мобилизован в Советскую Армию, — вспомнил Штифт.
— Вы не обнаружили его среди пленных на Кубани?
— Нет… Но я немедленно распоряжусь…
— Не трудитесь, все уже сделано. Игнатова ищут во всех лагерях.
