натерпелся от этих… партизан.
Майор с Бережным пошли к берегу.
Катер понравился Бережному: это было прекрасное новое быстроходное судно. Но охрана его никак не устраивала: на палубе выстроилось десятка три бравых эсэсовцев.
— Не слишком ли роскошно для моей скромной персоны? — улыбнулся Бережной. — Мне думается, майор, нам с вами хватит половины. Остальные будут нужнее здесь, в этой беспокойной станице.
Чуть заметная улыбка тронула губы майора, и он ответил:
— Я не властен ничего изменить: таков приказ господина гаулейтера.
Спорить было бесполезно. Бережной равнодушно пожал плечами и направился к станице.
На улице ему неожиданно стало плохо. Он прислонился к плетню.
— Что с вами, господин Штейн?
— Голова болит… рана…
— Вы показывались врачам в Анапе? — быстро спросил майор.
Бережной не знал, что ответить. Ведь он ездил в Анапу специально для того, чтобы повидаться с опытными врачами. Комендант, разумеется, рассказал об этом майору.
— Да, я был у врача, — слабым голосом, все еще держась за плетень, ответил Бережной.
— У кого именно?
— У… Лютценшвабе. — Бережной назвал первую пришедшую на память немецкую фамилию.
— У Лютценшвабе? — удивленно переспросил майор. — Я не знаю такого специалиста в Анапе.
— Может быть, я путаю… После ранения у меня ослабла память. Но мне кажется, что это был именно Лютценшвабе.
— Когда же вы его посетили, господин Штейн? — настойчиво спросил майор. — Насколько мне известно, приехав в Анапу, вы направились в тюрьму, а вернувшись оттуда, уехали сюда, в Варениковскую.
Это было уже слишком. Проклятый майор, оказывается, успел разнюхать обо всем, что делал Штейн в Анапе. Бережной выпрямился и, глядя в упор в глаза Ридеру, раздельно проговорил:
— Мне кажется, господин майор, я не обязан отчитываться перед вами в своих поступках. Ваши настойчивые расспросы по меньшей мере неуместны.
Майор начал извиняться:
— Вы меня не так поняли, господин Штейн. Я беспокоюсь о вашем здоровье, тем более, что часа через два мы должны отправиться в путь.
— Об этом не может быть и речи, — спокойно ответил Бережной. — Больше того, я боюсь, что нам придется задержаться здесь дня на два, на три: анапский доктор настойчиво рекомендовал мне отдохнуть несколько дней после всех этих неприятных происшествий…
— Но это невозможно. Господин гаулейтер…
— В письме господина гаулейтера, — перебил его Бережной, — нет указаний, что я должен выехать именно сегодня. К тому же господин гаулейтер не осведомлен о моей ране и о моей болезни.
— Напротив, в Крыму известно все, что произошло и на хуторе Чакан и здесь, в станице. Я получил приказ немедленно доставить вас в Крым.
— Мне не известен этот приказ, господин майор! Тем не менее, я лично объясню при встрече господину гаулейтеру причину нашей задержки и доведу до его сведения о вашей настойчивости.
— Мы должны выехать именно сегодня!
— Нет, господин майор. Я выеду тогда, когда сочту это возможным для себя. И ни часом раньше.
— В таком случае, я вынужден сообщить об этом в Крым.
— Я хотел просить вас об этом! — и «Штейн», оставив майора на улице, зашагал к домику Дарьи Семеновны.
Бережной лежал на кровати и думал о том, что он был неправ во время своего последнего разговора с Николаем. Да, игру следовало кончать именно тогда. Теперь же, пожалуй, ему не удастся вырваться из петли. Хотелось бы знать, чем кончатся переговоры майора с Крымом?
Только бы не подвел Николай, только бы он сделал все так, как было условлено, и тогда еще неизвестно, кто кого перехитрит, господин майор!
Часа через два пришла Дарья Семеновна. На ней лица не было. Майор расспрашивал ее о Штейне, за каждым шагом ее следят двое полицаев. Вот и сейчас они сидят на скамейке в палисаднике…
— Доигрались мы, сынок… — говорила Дарья Семеновна, сидя на постели Бережного. — Уж больно хитер этот немецкий майор, не чета нашему дураку-коменданту.
— Не тревожьтесь раньше времени, — успокаивал Бережной старушку. — Ночью придет Николай, и все уладится.
— Разве только что Николай поможет…
Но в эту ночь Николай не пришел. Один из «телохранителей» Штейна, дежуривший на крыльце, доложил, что вокруг хаты ходят немецкие патрули и часовые стоят на огороде.
Этого Бережной не ожидал. Он оказался под арестом. Теперь Николаю не пробраться к нему. А ведь Николай — его последняя надежда.
Когда на следующее утро майор снова явился справиться о его здоровье, Бережной потребовал, чтобы часовые были сняты.
— Это роняет престиж германской армии. Вы создаете впечатление, что мы боимся русских. Я прошу немедленно убрать часовых.
— К сожалению, господин Штейн, — сухо ответил майор, — такова точная инструкция, полученная мною из Крыма.
Прошли еще одни сутки — страшные сутки для Бережного. Он лежал на кровати, каждую минуту ожидая развязки. Он мучительно думал, как вырваться ему из плена. Но выхода не было.
Наконец он принял решение: ждать еще двое суток и, если Николай не даст знать о себе, попытаться ночью вместе со своими «телохранителями» и адъютантом прорвать охрану и уйти из станицы. Шансов на успех было мало, но лежать на кровати и ждать, когда за ним явится майор, было невмоготу Бережному.
Поздно вечером пришла Дарья Семеновна. Доброе лицо ее сияло радостью.
— Весточка от Николая, сынок! — сказала она. — Когда я брала воду в колодце, подошла ко мне моя племяшка, та, что живет на выселках, и сказала: «Тетя Даша, Николай наказал передать тебе, что все готово». Больше ничего не сказала и ушла.
Бережной неожиданно вскочил с постели, приподнял и закружил по горнице Дарью Семеновну.
— Мамочка! — взволнованно проговорил он, впервые называя так Дарью Семеновну. — Ведь это жизнь, мама!..
Потом он усадил рядом с собой старушку и сказал:
— Слушайте меня хорошенько. Завтра утром мы все вместе с майором уедем на катере. На реке нас встретит Николай, и мы тогда посчитаемся с майором… Но чем бы ни кончился наш с ним разговор, вам оставаться здесь нельзя. Завтра же утром, как только мы тронемся в путь, отыщите свою племяшку — она работает у нас разведчицей — и скажите ей, что я приказал отвести вас в плавни. Там найдете наших. И носа в станицу не показывайте до тех пор, пока или я или Николай не придем за вами.
— Только бы вас с Николкой бог сберег, а со мной, старухой, что может случиться.
— Нет уж, вы сделайте так, как говорю, а то сердце у нас будет болеть за вас…
Бережной послал адъютанта за майором. Немец явился через несколько минут.
— Господин майор, — сказал Бережной, — я чувствую себя лучше и достаточно крепким, чтобы отправиться в путь.
— Вы согласны ехать, господин Штейн? — вырвалось у майора.
— Неужели вы сомневались в том, что я выполню приказ господина гаулейтера? Мы выезжаем завтра, в десять утра. Желаю вам спокойной ночи, господин майор.
Прощаясь, Ридер внимательно посмотрел на Бережного. Он чувствовал, что здесь что-то кроется, но что именно — не мог догадаться.
В эту ночь караул вокруг дома Дарьи Семеновны был удвоен. Но представитель гаулейтера Крыма и
