С ним было интересно. Ей, пятисотлетней, было интересно с Тиром, которому не стукнуло еще и семидесяти. А ведь Айс всегда считала свое образование не только глубоким, но и весьма обширным. Куда там? Она разбиралась во многих вещах. Тир, кажется, во всех.
А главное, он умел жить без магии. Совсем. Родом из мира, где магии нет, где возможны лишь чары, а все сущее подчинено жестким и немногочисленным законам математики и механики, он видел жизнь в совершенно неожиданных и непостижимых ракурсах. И Айс смотрела вместе с ним, удивляясь, как же раньше она не замечала очевидного.
Столько нового!
Но он сумасшедший. И она тоже сходит с ума.
— Перестань! — не выдержала она однажды.
Не выдержала противоречия между разумом и эмоциями.
Было утро. Тир привез ее домой и как раз собирался откланяться, но услышав в ее голосе намек на истерику, вопросительно поднял брови:
— Что такое?
— Перестань, — повторила Айс. — Не прилетай сюда. Давай купим дом где-нибудь в городе, лучше вообще не в столице. Там будет безопасно.
— Ты высоты боишься? — удивился Тир, по обыкновению балансирующий на борту болида. — Если хочешь, мы можем ходить через дверь. Я хоть вспомню, как это — ногами по лестнице.
«Еще не хватало!»
Айс отчетливо представила, как он ведет ее к лифту, чинно раскланиваясь по дороге с охреневающей лейб-гвардией. А ведь может!
— Я за тебя боюсь, — досадливо бросила она, — если тебя заметят…
— А-а… — Такой улыбки видеть еще не приходилось. — Это да, это серьезно. — Он и вправду посерьезнел, точнее, стал загадочным, как сфинкс, замысливший мелкую пакость. — Послезавтра вечером, часов в семь, как темнеть начнет, поднимись на крышу, ладно?
— Зачем?
— Увидишь.
Тир поцеловал ее пальцы, брякнулся в кресло и стартовал, рывком машины захлопнув колпак. Пижон!
В перерыве между полетами, стоило Блуднице влететь в ангар, как ее тут же подхватили, перевернули, вытряхнули Тира на пол:
— Кто она? Колись, Суслик!
— А ба-боч-ка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк… — пропел Тир, не вставая.
Оглядел склонившиеся над ним лица. Покачал головой:
— А за ней воробушек прыг-прыг-прыг-прыг…
— Та-ак, — сказал Мал.
— Он ее, голубушку, шмяк-шмяк-шмяк-шмяк…
— Упорствует, — выдал Падре коронное словечко палачей-дознатчиков, — придется воздействовать.
— Не надо! — сказал Тир. — Не надо воздействовать. Во-первых, я навру. Во-вторых, убегу. В- третьих, наябедничаю.
— Мне все чаще кажется, — задумчиво заметил Мал, — что у нас теперь два Шаграта.
— Куда нам их столько? — в тон подхватил Падре. — Одного и то много.
— И за что я вас люблю? — спросил Тир.
— Ишь ты, — умилился Мал, — Суслик ведь, зверушка ведь бессмысленная, а гляди-ка, любит.
— Не бьем потому что, — объяснил чуждый сантиментов Шаграт, — а могли бы. Даже ногами.
— Это Айс фон Вульф, — сообщил Тир.
И сам удивился, так тихо вдруг стало.
— Ты, легат, шутишь так? — осторожно спросил Мал.
— Не-а, — Тир встал, — не шучу. Тема закрыта и обсуждению не подлежит.
Не подлежит обсуждению! Ну да! Весь оставшийся день, весь вечер, немалую часть ночи в «Антиграве» только эта тема и обсуждалась. На разные лады, разными голосами, с выстраиванием самых разных предположений и домыслов.
Сбор в «Антиграве» был внеплановым и экстренным. Туда позвали даже Гуго. Падре связался с ним по шонээ, выразив готовность оплатить телепорт.
До этого, впрочем, не дошло. Гуго не пожалел денег на то, чтоб в кратчайшие сроки добраться до Вальдена. Он обогнал даже духов-доносчиков, и Тира чуть кондрашка не хватила, когда родной сын, явившись в Рауб, с порога заявил:
— А меня ты спросил, хочу ли я такую мачеху?
Он, впрочем, почти сразу сообразил, к чему все идет. Тир не собирался ничего объяснять, но объяснения и не понадобились — Риддин чуял кровь даже там, где она еще не пролилась.
— Есть вещи, к которым я никогда не привыкну, — сообщил он после короткого раздумья. — Например, то, что ты действительно Черный. Об этом все всегда забывают.
Забывали не все и не всегда, а лишь на то время, пока Старая Гвардия совершала очередное геройство. Но Тир понял, о чем говорит Гуго. Помимо людей, обязанных помнить и ждать момента, чтоб прикончить Черного, были еще и люди, предпочитающие забыть. Таких тоже хватало.
Они забывали.
И становились едой. Потому что те, кто помнил о том, кто такой Тир фон Рауб, были достаточно осторожны, чтоб не позволить сожрать себя.
А Гуго не пожелал вернуться в Миатьерру тем же вечером, а пожелал, наоборот, вместе со всеми пойти в «Антиграв», потому что нужно же как-то оправдать потраченные на телепорт деньги.
Оправдывать одну бессмысленную трату другой — логика подобных поступков не укладывалась у Тира в голове.
В «Антиграве» на него насели со всех сторон, лезли пальцами в душу, пили рашадское и объясняли, какой он дурак и как с этим бороться. Когда слегка захмелели, шуточки кончились, и начались серьезные разговоры. Что, вообще-то, было не принято. Потому что обсуждать женщин, своих или чужих, — моветон. Этого даже пехотинцы себе не позволяют. «Стальные» — точно не позволяют.
— Но тут случай особый, — разъяснил Фой, примчавшийся из-за особости случая из своего Лонгви, — во-первых, женщина у тебя — это противоестественно, а во-вторых, какая же она женщина, Суслик, она рыба мороженая.
Любимое занятие у людей, выдать два взаимоисключающих утверждения подряд и не замечать противоречия.
— Он трехнулся, — печально подытожил Шаграт, — переживал много, вот и спятил.
— Чего переживал-то? — прогудел Мал, разливая рашадское. Покосился на бокал Тира, с вызывающе безалкогольным апельсиновым соком…
— Но-но, — сказал Тир и показал для убедительности кулак.
Мал выдал пренебрежительное «хы», но пронес бутылку мимо, плеснув зелья Падре, Фою и Гуго.
Тир глянул на свой кулак. Глянул на Малову ладонь, в которой утонула литровая бутылка. Пожал плечами и забрал бокал со стола.
— Чего ты переживал-то, говорю? — повторил Мал и обвел всех взглядом. — Ну выпьем за баб, что ли? Раз уж и Суслик сподобился.
— Переживал он от фатальной непрухи, — счел нужным объяснить Шаграт. Выдохнул. Выпил.
