Пыль небес

— Да хоть ко мне в Радзиму. Работать вы умеете, воевать тоже, я приму вас под свою руку. А не хотите — просите подданства у любого из государей, дело ваше. Еще что-нибудь?

— Мы не уйдем!

Де Фокс пожал плечами:

— Да пожалуйста, я ведь не неволю. Завтра в это же время я проверю, выполнили ли мой приказ дети и женщины, а потом все оставшиеся в городе мужчины погибнут. Время пошло, господин мэр. Надеюсь, завтра мы не увидимся.

Женщины ушли почти все. Большинство из них уговорило уйти мужей. Остались молодые и отчаянные, но де Фокс, вернувшись на следующий день, отправил своих птиц полетать над городом, и в течение получаса все молодые и отчаянные гражданки Фрейстина обнаружили себя не в родных домах или на баррикадах, а на площади незнакомого города. Как выяснилось чуть позже — это был Вежаград, радзимская столица.

Молодым и отчаянным мужчинам, равно как и отчаянным мужчинам в возрасте, повезло значительно меньше.

Все понимали, что открытые арсеналы Тигула были приглашением умереть. Де Фокс хотел, чтобы граждане Фрейстина, которые выберут смерть, встретили ее с оружием в руках, хотел, чтобы у него был повод убить их. Но точно так же все понимали, что один-единственный шефанго, даже маг, не выстоит в бою против тысячи.

Во Фрейстине осталось тысяча тридцать вооруженных мужчин, весь магический арсенал Тигула был в их распоряжении, и были целые сутки, чтобы продумать план обороны. Конунг не успел еще отправить в небо птиц, а его уже расстреливали из огнеметов, опутали искрящейся сетью молний, обрушили на него груду камней и ледяных глыб…

— Как же вы мне надоели, — только и сказал шефанго, глядя на оставшуюся от камней пыль.

И больше уже не обращал внимания на атаки. Заметил только тех, кто кинулся врукопашную. Этих он расстрелял на подходах из двух игольников, деловито перезарядил оружие, убрал в кобуры, спешился и спросил в пустоту:

— Еще кто-нибудь?

Ему не ответили.

— Время вышло, — сообщил де Фокс.

И вынул из ножен мечи.

Над Фрейстином сияло солнце, а в Степи была ночь. И в ночной темноте проснулся, приподнялся на войлочном ложе, прислушиваясь, Мечник Узман.

«Толга, — позвал он, — ты слышишь это?»

«Слышу, — ответил Мечник, не спящий сейчас в кочевье за десятки переходов от Узмана. — Что это? Ты знаешь?»

«Ильрис, — отозвался Узман и лег обратно на ложе, — Ильрис танцует смерть».

«Да, вижу», — произнес Толга после паузы.

«Давно пора было уничтожить этот город», — решительно заявил Енги- хан.

«Какой? Какой город? — живо вмешался в разговор, то ли тоже проснувшийся, то ли до сих пор не спящий Бакр, правитель Галадского побережья. — Уж не Перенну ли? Не могу поверить, наш Эльрик вернулся и снова взялся все уничтожать! Или это временное просветление?»

«Эльрик танцует смерть Фрейстину, — отозвался с побережья Эстрейского моря Оскил Моряк, — он никуда и не девался, Бакр, затихарился просто, притворяется милым и добродушным шефангой».

«Да сколько же можно это терпеть? — не выдержал Гальпер Бурш. — Это чудовище убивает невинных людей, когда ему заблагорассудится, а вы все одобряете его выходки! Узман, ты же имеешь на него влияние, сделай что-нибудь!»

«Мне нравится то, что он делает, — спокойно, с улыбкой отозвался Узман, — и то, что делаешь ты, Гальпер, мне тоже нравится. Вы все — хорошие дети. Не ссорьтесь, что вам делить?»

Все новые и новые голоса вплетались в разговор. Роланд, командор ордена св. Реска, отозвался из столицы Вальдена. С земли Хиту, прервав медитацию, вступил с Толгой в оживленную беседу Таили Тан, телохранитель Сына Восьми Стихий. Степан Батпыртау, глава службы разведки княжества Саронт, поздоровался со всеми и по своему обыкновению примолк, наблюдая, но не вступая в разговоры. Светлая Госпожа Хелед, правительница эльфийской земли, спорила с Вуригом, отстаивая право своего бывшего мужа уничтожать что угодно, когда угодно и в любом настроении, и уже начинала злиться. Принц Эртугул и его супруга Тари от души веселились, вставляя в этот спор едкие комментарии. А Александр Тарсхолль (Мечники, по примеру Эльрика, все как один называли его Сашенькой) со своей женой Ферике, тоже ученицей де Фокса, наотрез отказывались пойти и поглядеть на танец вживую, несмотря на уговоры остальных любопытствующих и игнорируя аргумент: «Вам же там совсем близко!»

А свободные фрейстинцы понятия не имели, что такое танец смерти, они вообще не знали, что это такое — танцы Мечников. Они видели, как Эльрик де Фокс обнажил клинки, они были готовы напасть, но то, что произошло потом, заворожило их настолько, что люди забыли обо всем, кроме действа, разворачивающегося на широкой улице, в раме проломленной стены.

Воздух свистнул, а потом загудел под ожившими клинками, и раскрылся диковинный, ощетинившийся вращающимися, сверкающими лезвиями цветок.

Эльрик де Фокс танцевал смерть. В стальной завесе, в смертоносных выпадах, в окружении рукотворных молний. Он не двинулся с места, выплясывал на пятачке чистой мостовой, в кольце, образованном каменной пылью, а защитники Фрейстина, застывшие на баррикаде, умирали один за другим. Сталь входила им в горло, сталь пробивала сердца, сталь смахивала головы с плеч. Те, кто выжил, кто видел, как умирают товарищи, на кого обрушивались фонтаны горячей, еще живой крови, не успевали даже испугаться. Не понимали, что происходит. И не могли отвести глаз от неистового, страшного танца.

У фрейстинцев были шонээ, все командиры подразделений, засевших на баррикадах, могли при необходимости связаться друг с другом. И могли бы сейчас сказать, что один и тот же шефанго вел один и тот же танец на разных улицах города. При взгляде сверху стало бы видно, что танец смерти заключил город в неровное кольцо. Но посмотреть сверху было некому: все болиды и все шлиссдарки Фрейстина забрали те, кто ушел из города. А воспользоваться шонээ фрейстинцы не могли, потому что оцепенели не в силах ни говорить, ни двигаться, не в силах защищаться от неизбежной смерти.

Сначала погибли люди.

Потом, как карточные домики, сложились, ссыпались внутрь себя дома — одинаковые фрейстинские дома, отличающиеся лишь украшениями фасадов.

Потом вспыхнуло все, что могло гореть. А крупные камни искрошились в острую, сверкающую гранями щебенку.

И Эльрик остановился.

Он оглядел одинаковые, ровные, дымящиеся развалины, убрал мечи в ножны и недовольно пробормотал:

— Цирк вам тут, что ли? Они ж меня чуть не убили.

«Да тебя лопатой не убьешь!» — тут же откликнулся Бакр.

«Это точно, — подтвердил Эртугул, — я пробовал».

«Урроды, — беззлобно ругнулся де Фокс, — я тут, можно сказать, грех на душу беру, демократию искореняю, а им хиханьки».

«Да у тебя и души-то нет», — развеселился Бакр.

«И то правда. Ладно, посмеялись, и хорош. Надо предупреждать, что место проклято и сюда лучше не соваться?»

«Зажал золотишко», — констатировал Эртугул.