— А о прадеде у вас там не вспоминали?
— Не у нас, Крылатый, ты же знаешь, я далек от народов Полудня почти так же, как от смертных. Не у нас. Но, говоря о твоем прадеде, не могу не напомнить, что и он полюбил Сияющую-в-Небесах, когда она пребывала в Тварном мире, заточенная в человеческую плоть. За что тебя убили?
— Хочется верить, что за идею, — Эйтлиайн подумал, — но очень может быть, что из-за денег. Мы с тобой выше подобных материй и никогда не понимали полезности золота, а между тем, семья Катерины была небогата. Да еще, мне повезло оказаться единственным наследником отцовских земель. Все это довольно сложно, — он помолчал, тряхнул головой. — Ты прав, мы накрепко связаны со смертными. Конечно, земли Тварного мира меня не интересовали, но кому тогда можно было это объяснить? Да и сейчас, если уж на то пошло? Сказать: нет-нет, уважаемые господа, оставьте ваши подозрения, меня не интересуют ваши смешные игры, ибо я принц Темных Путей, я сын Дракона и в моих руках могущество, превосходящее совокупную власть всех земных владык? Это было бы забавно.
— Значит, тебя убили либо за то, что ты человек, либо как раз за то, что ты — фейри, — Гиал, не дожидаясь, пока это сделает хозяин, долил кубки нектаром. — Ты что же, признался ей? Катерине?
— Отчасти… Но и того, что рассказывали об отце, более чем достаточно. Все было сделано по правилам, как положено, когда убиваешь колдуна.
— О… — растерянно вырвалось у Гиала, — я знаю как. Я слышал о подобном. Прости, Крылатый, что пробудил в тебе горькую память.
— Это было пятьсот лет назад, — терпеливо напомнил Эйтлиайн, — настолько давно, что я уже если и захочу — не вспомню. А, восстав из мертвых, — он рассмеялся, — я отомстил ужаснейшим образом, прямо таки в лучших семейных традициях. Так что теперь и вовсе не о чем говорить.
— Мне просто хотелось знать, как шла здесь жизнь, пока меня не было. Я полагал, что в твоем доме появилась госпожа, и мне интересно было, что победило в тебе: свет любви или тьма, свойственная твоей природе. А вместо этого я узнаю о твоей смерти, о том, что та, которая казалась невинной и чистой, как цветок шиповника, стала предательницей и убийцей, тебя же вижу осторожным настолько, что даже во мне ожидаешь ты увидеть врага.
— Скажи еще, что тьма, омрачившая чистоту несчастной Катерины — мои злые происки, и что я сам толкнул ее на путь предательства.
— Вижу, ты думал об этом.
— Я шучу, Гиал!
— Воистину, рада была бы ослепительная Владычица Полудня, узнай она о том, как ты шутишь теперь, мой крылатый друг.
— Что ж, расскажи ей об этом, когда вернешься, мне не жалко, пусть радуется. Так что с этой сиогэйли? Из-за чего переполох, и что известно о ней Владычице? А главное, откуда? Или кто-то из полуденных шлялся в окрестностях замка?
Несколько мгновений Гиал в замешательстве смотрел на собеседника, словно не поняв вопроса. Потом удивленно рассмеялся, будто рассыпались золотые искры:
— Так ты поверил? Поверил Сияющей, но не доверяешь мне? Владычице нет дела до этой бродяжки, Крылатый, точно так же, как нет ей дела до того, что мы когда-то сражались вместе, и до того, что не годится предлагать Единорогу шпионить в чью бы то ни было пользу. Она хочет войны и мечтает о победе, слишком добрая и нежная, чтобы сделать хоть шаг в этом направлении, а потому ожидает чуда и помощи с любой стороны.
— Даже с твоей?
— Сарказм неуместен. Я не друг ей, не слуга и не дознатчик, и пришел сюда не потому, что Владычица просила об этом. Я пришел из-за тебя, Крылатый. Ты никудышный враг, зато друг верный и надежный, и мне не хотелось бы увидеть тебя в беде, а казалось, что это возможно. Что Сияющей достаточно лишь дождаться, пока ты окончательно лишишься Силы.
— Как?! — Эйтлиайн вздрогнул от неожиданности: — Что значит окончательно?
— Тьма истекает из мира, — невозмутимо объяснил Гиал, — и мы чувствуем это, слышим ее ток. Скажи, чем отличается Властелин от того, кто представляет Силу?
— Властелин — источник Силы.
— Верно. И его больше нет. А ты, порождение Мрака, со своим решетом, привык к вечному бегу ручья, и даже не думаешь о том, что ручей может иссякнуть. Это и к лучшему, — Гиал рассеянно дотянулся до кувшина, покачал им, вслушиваясь в бульканье, и разлил по кубкам остатки нектара, — не думаешь, и не думай. Когда Тьма уйдет, мир станет лучше. Я волновался о тебе, о том, что сделает с тобой Владычица, когда ты ослабеешь. Знаешь ведь: она ненавидит весь ваш род, и у нее есть на то основания. Тем отраднее видеть мне, что ты не слабеешь, а меняешься и, следовательно, сможешь защитить себя, даже когда ручей, из которого ты давным-давно не черпал, станет иссохшим руслом.
— Тьма истекает из мира? — повторил Эйтлиайн, пропустив мимо ушей все прочие рассуждения. — Истекает?! Покидает мир, ты хочешь сказать? Куда она девается?
— Скорее всего, Крылатый (и если бы ты слушал внимательно, ты понял бы это) скорее всего, она просто… заканчивается. Но что тебе в том? Эта Сила никогда не была твоей. А вот природа твоего нынешнего могущества непонятна и представляет для меня интерес. Ты скрываешь его даже от меня, но, — Гиал качнул златовласой головой, — слишком велика эта мощь, чтобы я не увидел ее.
— Не понимаю, — пробормотал Эйтлиайн.
— Правда?
— Правда. Разве это важно? Гиал, то, что ты рассказал… мне нужно подумать. Обо всем. Разобраться.
— Я помогу.
— Да. Спасибо.
Давно и далеко…
