Змеем, достаточно обычного эгоизма, а уж Элис, она и вовсе… снегурочка. Растает и умрет.
Курт вернулся в гостиную, посмотрел на рассыпанное по столу содержимое дамской сумочки, на сумочку, лежащую тут же, на полу. Что-то Элис искала. Нашла ли? Надо спросить у матери. И не оставила даже записки. Потому что не вспомнила? Или потому, что собиралась вот-вот вернуться?
Так тоскливо стало от вида этой сумочки, сиротливо раскрытой и брошенной, от беспорядка на столе, от уюта и наполненности покинутого дома, что Курт выругался снова.
Попытки подняться на Змеиный холм ни к чему не привели. Тропинка снова и снова выводила обратно к подножию. А в колючих кустах, окаймляющих тропу, шипели и свивались в клубки блестящие змеи. Раньше Курт видел таких только в серпентарии. Королевские кобры, пятиметровые, красивые и чудовищно ядовитые. Уж где-где, а на севере Германии им точно было не место.
Давно и далеко…
Наэйр оставался в межмирье, пока замок не растворился в пустоте так же, как исчезло тело Владыки. Все, как в сказках, которые он любил когда-то: со смертью злодея рушится и его твердыня.
Взяв с собой Санкрист, принц вернулся на Землю.
Он не знал, как сказать отцу. Что сказать? Как примет князь известие о смерти Владыки? Для него, подменыша, Владыка Темных Путей был одним из столпов мироздания, нерушимым и вечным, как космос. Смерть его была возможна лишь вместе с гибелью всего мира. Может статься, что мир отца действительно рухнет.
И как рассказать ему о том, что мог убить убийцу? Прямо там, сразу после гибели деда. О том, что Звездный, глупец, стоял перед ним без оружия, без доспехов, не собирался защищаться, а он не смог нанести один-единственный удар. Не отомстил. Испугался, а чего, и сам не может теперь понять. А отец, конечно, припомнит давнее обещание не убивать смертных, он же не знает, что Звездный — фейри, и обещание ни при чем, просто никогда еще не приходилось убивать вот так — наверняка и… нечестно.
— Звездный? — только и спросил князь, увидев Санкрист.
Михаил кивнул. Ожидал следующего вопроса: “почему Звездный не убил тебя?”, но отец не стал спрашивать, отец взял черный меч и глаза его полыхнули алым, напомнив страшный огонь в прорезях бархатной маски.
— Без Владыки Темных Путей мир обречен на гибель, — проговорил князь, покачивая клинок в ладонях, — ты и сам это знаешь. Ни я, ни ты, не можем взять Санкрист и стать новым Владыкой, но ты, Наэйр, можешь заменить деда. Мир это не спасет, но приговор будет отсрочен. Ты знаешь, что такое Представляющий Силу?
Принц знал. Представляющие есть в каждом из множества миров, они стоят у источника Силы, и, по мере надобности, распределяют ее среди народов Полуночи. Должность скорее ритуальная, чем необходимая, поскольку дед и сам прекрасно справлялся с наблюдением за своими подданными.
— Источником Силы был твой дед. Ты можешь встать на его место и взять под свою руку всех его подданных. Нельзя, чтобы Сила иссякла, потому что тогда полуночные фейри будут кормиться, кто как может, и начнут подвигать смертных на новые и новые преступления, и не будет над ними никого, кто смог бы остановить их и утолить их голод. Когда великое Зло уходит, зло малое начинает плодиться, как черви в трупе. Ты понимаешь меня, Мико? — в голосе князя проглянули вдруг печаль и давно забытая нежность. — Ты помнишь, кому служил твой дед?
— Дьяволу.
— Нашему создателю. Видит Бог, я хотел спасти твою душу, я и сейчас хочу этого, пусть даже ценой гибели всего сущего, будь оно проклято, но я — всего лишь смертный… Решать тебе.
— Я должен продать душу дьяволу? — Михаил не поверил. Отец не мог предложить ему такое, отец, чтящий Господа, пекущийся о своей душе и о душе своего сына, отец… его отец. Нет.
— Нет, — сказал он вслух.
— Значит, так тому и быть, — кажется, князь вздохнул с облегчением. — Не старайся более испытывать о множестве погибающих [52] … или как там было? Ты наверняка знаешь.
— Ибо они, получив свободу, презрели Всевышнего, пренебрегли закон Его и оставили пути Его [53] .
А если не презрели? Это же… смертные ведь ничего не знают и не виноваты в том, что дед погиб и весь мир погибнет.
— Поезжай к мачехе, — распорядился отец, — она возвращается к себе на родину, ты