В трубу, сырую, холодную и просторную — хоть на машине езди — втащили скорее призрак, чем человека. Драхен стал полупрозрачным, как его крылья, и на глазах таял: темнота уже не спасала. Но теперь-то, в относительно комфортных условиях, Курт знал, что делать.
“Старший Гюнхельд сотрет память о нем, и никто из живых более не вспомнит о Змии-под-Холмом, чудище премерзостном”.
— Нож, — он протянул руку, и Вильгельм отдал свой стропорез.
Курт хотел перекреститься, но передумал. Сделал на запястье аккуратный разрез, невольно втянув воздух сквозь сжатые зубы — больно, блин! — и обнял Драхена за плечи, приподнимая, чтобы было удобнее. Первые мгновения ничего не происходило, только кровь, стекая на губы и подбородок Змея, исчезала: то ли испарялась, то ли впитывалась прямо в кожу. А потом — Курт вздрогнул, — руку пронзило новой болью. Острые тонкие клыки впились в запястье. Правда, тут же боль прошла, сменившись легкой щекоткой. И о том, что Драхен может просто не отпустить его, пока не убьет, подумалось с безразличной ленью.
— Что все это значит? — с неприкрытым отвращением в голосе спросила Элис.
ГЛАВА Х
11-Й ДЕНЬ ЛУНЫ
“Сокровенный символ этого дня — Лабиринт, где человек должен победить в себе Минотавра. Это день неконтролируемой мощи. Он непредсказуем. В нем много чудес”.
“Этот вампир имеет способность убивать родственников психическими средствами. В могиле вампир начнет пожирать саван и затем части своей плоти. Это заставляет живущих родственников начинать пропадать”.
Происходило что-то гадкое и противоестественное, Невилл, припав к запястью Курта, жадно глотал кровь, полузакрытые глаза поблескивали красным из-под длинных ресниц. Мерзость… Какая мерзость! Элис почувствовала тошноту, но смотрела, не отрываясь. Невилл же говорил: его называют Олтар Край — кровопийца, но кто мог подумать, что в прозвище вложен буквальный смысл?
Сын Дракона поднял голову, яркие алые глаза взглянули в упор, и Элис отвернулась.
— Спасибо… — пробормотал Курт.
На запястье его не осталось и следов пореза.
— Кейши видела вампира, — Элис встала. — У Майкла было здоровое сердце. Его убил вампир.
— Я не вампир, — пророкотал Сын Дракона. Он тоже попытался встать, но вздохнул и опустился на колено, — чертов закат… Я не вампир, риалта, я…
— Это ты убил Майкла?
— Он нарушил клятву…
— Я тебя ненавижу.
Пафос в собственных словах был неприятен, но сказать иначе не получилось.
— Мы пойдем, — Курт решительно начал пробираться к выходу из трубы.
Вильгельм засомневался было, но вышел следом.
— Ты уверен, что это не опасно?
— Не вопрос. Он сейчас мухи не обидит.
— Я не понял, — они пошли к “ситроену”, — это что, настоящий вампир?
— Да какой он вампир? — Курт махнул рукой. — Это Змей-под-Холмом, тот самый хозяин Черного Замка.
— Дьявол Лихтенштейна? — Вильгельм озадаченно хмыкнул. — Что ж он спекся так быстро?
— Плохое место, плохое время, — Курт потер запястье, — у каждого Кощея есть своя иголка, знаешь ли.
Он хлопнулся на переднее сиденье, жалея о том, что не курит.
— О каком Майкле шла речь?
— Понятия не имею.
— Интересно, — Вильгельм огляделся, — а где твой пистолет? Я помню, ты мне его отдал…
Чертыхнувшись, Курт выскочил из машины:
— Элис!
Очередь выстрелов прогрохотала гулко, с долгим тяжелым эхом. Стены дренажной трубы завибрировали от звукового удара.
Элис выбралась на поверхность, морщась и встряхивая головой. Молча протянула Курту оружие, но тот пробежал мимо, на каблуках скатился с насыпи, заглянул в темное жерло трубы.
Там было пусто. Только влажная грязь на дне светилась мягким серебряным светом.
Давно и далеко…