как даже если – в мире случаются иногда чудеса – я и засну на страже, чувство опасности все равно разбудит. Впрочем, я не засну. Была бы у меня привычка на карауле засыпать, хрен бы я когда десять тысяч лет отметил…
Ладно хвалиться, принц! Всех достоинств у тебя – живучесть сверхъестественная. Да шестое чувство…
Пора уже было покурить да падать.
Кина, от романтики лесной ошалев, на плаще моем калачиком свернулась и, кажется, заснула уже. Первый раз в дикости такой ночует девочка. Ей пока все нравится. Все интересно. Даже вода ледяная, даже пот конский, который этой водой смывать врагу не пожелаю. Муравьев-пауков и прочей мелкой нечисти эльфиечка не боялась совершенно. Что хорошо. Нет в лесу ничего хуже женщины, которая от каждой букашки с визгом шарахается и норовит на дерево залезть. Или на мужика, что рядом случился. Хотя эльфы, кажется, по природе своей не способны всяких тварюшек бояться. Обычных, понятное дело, тварюшек.
Надеюсь, «необычных» здесь повывели. Не зря же, в конце концов, «Бичи» хлеб едят… Чтоб им ветер встречный!
Я достал трубку. Достал кисет…
Тут-то и толкнуло. Опасность. Причем настолько близко, что даже напрягаться не пришлось, чтобы понять, кого на огонек принесло. Успел я еще обругать себя мысленно: знал ведь, каких Тварей к ночи поминать не следует.
Ржавильщик.
Хуже нечисти только нежить. Хуже нежити – нечисть разумная. Ржавильщики как раз к таковой и относились.
Где-то я слышал, что у этих тварей есть официальное название – какое-то мудреное виссанское слово. Но в народе их именовали именно так. Ржавильщики. Существа, питающиеся железом. И всем, в чем железо хоть чуть-чуть содержится. Тем, кто кормил их досыта, Ржавильщики открывали местонахождение кладов. Они металл издалека чуют. И, раскопав сокровищницу, обычно сжирают оттуда у все, что могут сожрать. А потом, поскольку потребности в драгоценностях не испытывают, клады эти сдают. Хотя чаще все-таки обманывают. Из природной мерзопакостности. Если же, на свою беду, накормить Ржавильщика нечем, то скотина эта и убить может. Ее ведь кроме лунного серебра да магии какой-нибудь и не берет ничего. А голыми руками убивать бесполезно. Обожжешься только. Хорошо, если мясо до костей не слезет.
– Алярм, – вполголоса сказал я. – Ржавильщик в кустах справа…
И снова меня толкнуло. Я чуть за топор не схватился.
Элидор, хвала Богам, не дурак оказался, спокойно так повернулся ко мне. Посмотрел вопросительно.
– С ним кто-то еще, – сообщил я.
Приоткрывший было глаз гоббер, услышав про Ржавильщика, на мгновение зажмурился. Я его понимал прекрасно.
Элидор меланхолично коснулся рукояти кинжала за поясом. К чему бы это? Неужто серебро лунное? Ну да. Очень уж кинжал на мой такой же похож. Ладно. Лучше так, чем никак.
– Мир вам, господа хорошие, – проскрипело над полянкой, словно лезвием меча провели по камню.
Кина проснулась и села, растерянно щурясь. Потянула на себя просторный Эльриков плащ.
– Это кто? – Эльфийка по очереди взглянула на де Фокса и на Элидора, которые одновременно подвинулись к ней, заслоняя с двух сторон.
Сим индифферентно наполз пузом на меч и сообщил, словно о бабочке редкой породы:
– Это, Кинушка, Ржавильщик. Встречаются, знаешь ли, в здешних лесах.
– Может, и мир, – рыкнул Эльрик в ответ на приветствие, до рези в глазах всматриваясь в заросли за спиной вышедшей на поляну твари. Лошади беспокоились. Храпели и пытались бить копытами, но у них, стреноженных, это получалось плохо.
– Да почему же «может»? – Существо осторожно подходило к костру. Или подползало? Ржавильщики обычно не утруждали себя принятием какой-то определенной формы. Так – комок блестящей, как ртуть, и такой же подвижной массы. Впрочем, сейчас, вопреки обыкновению, бликующая алыми отблесками туша заколебалась, вытягивая из себя голову, две руки и какое-то подобие ног. – Почему же «может», добрые господа. Мир есть. И будет…
– Есть, – не удержавшись, брякнул Сим. Ржавильщик захихикал. Странно было слышать тоненький смех, вырывающийся из пасти, в которой поместилась бы человеческая голова.
– Смешно, – подытожило чудовище, отсмеявшись. – А у нас с вами, добрые господа, обязательно будет мир, если вы, конечно, накормите голодненького Ржавильщика.
– Кае аш, Эльррихх? – вполголоса спросил Элидор, и принц обернулся к монаху с несказанным изумлением. Эльф говорил на зароллаше. Говорил, разумеется, отвратительно, излишне грассируя и чрезмерно смягчив последнюю согласную. Но вопрос был понятен.
– Ас норр от’вэсс, – ответил он так же тихо. Да. Он действительно не видел. Мог поклясться, что нет никого в тех кустах. И ничего. Зрение у шефанго не хуже кошачьего. А может, и лучше. Сейчас в лесу, под звездным небом для Эльрика было светло, как днем…
Но чувство опасности не обманывает. Не может оно обмануть. Как не могут обмануть зрение или слух.
– Хватит болтать, – рявкнул Ржавильщик неожиданно громким голосом. – Жрать хочу! Кина шарахнулась к Элидору. Эльф и шефанго одновременно начали снимать доспехи.
– Так-то лучше, – удовлетворенно проскрипела тварь, присаживаясь в стороне от костра. К сожалению, огня эта нечисть не боялась. Просто избегала, скорее, как дань традиции.
«Главное, чтобы на кольчугу ни капли не попало. «кто же там, в лесу?» Остальное чинить проще, кто? да и не так жалко. Хотя в этих землях булат, конечно, не купишь». – Эльрик неспешно расстегивал пряжки. Тянуть время не имело особого смысла – до утра, до солнечного света, еще много часов. К Кине они с эльфом Ржавильщика не подпустят – это понятно. Да и не нужна ему Кина. К доспехам бы не подпустить да к оружию… Они еще понадобятся.
– Скорее! – вновь рыкнул Ржавильщик, утрачивая остатки миролюбия.
– Ремешок запутался. – Элидор старательно дергал пряжку. – Наручи старые, понимаешь? Давно пора менять.
– Заодно и поменяешь. – Тварь передвинулась-перетекла ближе. – А струны у девочки из чего?
– Серебряные, – буркнул Эльрик и не отказал себе в удовольствии посмотреть, как блестящий сгусток шарахнулся подальше.
– Чего пялишься. Жрать давай! – вновь сформировавшаяся скользкая лапа потянулась к топору, и шефанго, подавив в себе инстинктивное желание врезать по ней каблуком, швырнул твари свою латную перчатку.
Кина лишь вздохнула коротко, увидев, как еще в воздухе рассыпается хлопьями ржавчины холодная сталь.