Те, кто знал русский, слушали слова, те, кто не знал, — слушали песню. Трепло давно приучил всех к Медведеву. Правда, Пижон никак не мог понять, что же находят в нем нероссияне. Видимо, было что. Потому что даже Кинг, который за музыку признавал лишь рэпперские речитативы, становился тих и внимателен, когда вспоминал Трепло песни иркутского барда.
Дождь шумел за стенами. Не было там, снаружи, никакого асфальта, а был дикий камень и дикий лес, и дикое небо над мокрой и тоже дикой планетой, «…чтоб возвратиться назад…» Грустно не становилось почему-то. Вернуться невозможно, но есть куда возвращаться. И это, наверное, более важно. Трепло, умница, он никогда не промахивается, умеет выбрать из великого множества песен самую нужную. Редкий талант.
Кончилась песня. Вздохнула в последний раз гитара.
— Может, и правда водки? — спросил Пендель после паузы. — Раз такое дело.
— Ты Готу объясни, какое тут дело, — мрачно предложил Башка.
Лис, до этого вроде дремавший, подал вдруг голос:
— Я объясню. Завтра летать никому не надо — будем шахтное оборудование собирать. А с похмелья работается лучше. Думаю, Гот разрешит.
— Какое оборудование? — не понял Пижон. — Нашли готовое, что ли?
— Да вот еще. — Лис махнул рукой. — Я Зверю объяснил примерно, чего надо.
— А-а, — кивнул Азат, — тогда понятно.
— Слушайте, — Башке определенно понравилось быть здравомыслящим, — Он вообще спит когда- нибудь?
— Кто?
— Да Зверь, кто еще? Пендель, Пижон, вы ж его знаете.
Пендель задумался. Переход от водки к Зверю оказался для него слишком неожиданным.
— На буровой точно не спал, — изрек он наконец. — Вот шайтан, он ведь там семь недель прожил. Я как-то даже и не задумывался. Работали все.
— Семь недель, — удрученно повторил Башка, — Ула, его же изучать нужно!
— Да иди ты, — поморщилась госпожа Экнахталь. — Надо тебе — изучай. А я посмотрю. Издалека.
Пижону было что сказать по этому поводу. Но он благоразумно промолчал. Зато Лонг отреагировал на женский голос и вернул беседу в прежнее русло:
— Ула, сходи к Готу, а?
— Зачем это?
— Тебя он скорее, чем Лиса, послушает.
— Хочешь сказать, — прищурилась немка, — у меня лучше получится водку клянчить? Я, между прочим, не пью.
— Врешь, — не выдержал Пижон.
— Ну, вру, — легко согласилась Ула.
— Сходи, а? Да, кстати, а кто у нас по расписанию часовых меняет?
— Я, — сказал Джокер, — и я не пью. А еще Костыль, — он уставился на Костыля. — И ты тоже не пьешь.
— Да ладно тебе…
— Костыль, — тяжело произнес Пендель. Тот надулся, но спорить не стал. Кошмар с Синим переглянулись и дружно вздохнули.
— Ладно, — подытожил Пижон, — остальным можно. Ну что, — он взглянул на Улу, — попросишь?
— Черт с вами.
Биолог вышла из кают-компании. Трепло дождался, пока дверь за ней закроется, и проворчал негромко, но так, чтобы все слышали:
— С нами черт, как же. Черт сейчас с Готом будет.
Ула сделала все, чтобы не выходить под дождь. Сначала, пробежав по узким коридорам, заглянула в рейхсканцелярию. Гота там не нашла. Через переход отправилась в рейхстаг, но и там майора не обнаружила. Тяжело вздохнув, Ула приоткрыла дверь на улицу. Выглянула. Поморщилась с отвращением. Свет горел в ремонтном цехе — самом дальнем.
— Разумеется, — кивнула немка, — конечно, — она выставила ладонь под дождь и тут же отдернула, — ничего другого и ожидать было нельзя. Все сволочи.
После чего выскочила на улицу и помчалась, перепрыгивая через лужи. Если пробежать быстро, может быть, волосы не успеют намокнуть. У некоторых женщин, мокрые, они повисают липкими прядями. У некоторых — встают дыбом и завиваются еще больше. И то и другое равно неприятно.
Совсем рядом с цехом Ула влетела-таки в лужу, влетела с разбегу, подняв тучу брызг, и ворвалась под крышу в самом боевом настроении.
— Явление ее нам, — заметил Зверь, не оборачиваясь. Он стоял возле высоченных, под потолок, стеллажей, на которые складывали добытое на «Покровителе», но еще не рассортированное барахло.
— А ты здесь что делаешь? — спросила биолог.
— Ты бы лучше спросила, что я здесь делаю, — заявил Гот, спрыгивая откуда-то сверху. — Такая
