разберемся, кто это непотребство устроил, а там можно ожидать, что и наши «друзья» себя проявят…
— Не волнуйся, мы рядом. Присматриваем в меру сил. Я вот, например, сейчас вижу, как ты по огороду бродишь, чужие грядки топчешь. Да и за твоими подвигами понаблюдали. Кстати, что там с твоим пацаном, крепко зацепило?
— Прилично. — Скиф огляделся по сторонам, пытаясь определить точку, откуда за домом ведется наблюдение, хотя понимал всю бессмысленность этой затеи, поскольку не понаслышке знал, как обставляются эти мероприятия.
— Ну что ты головой вертишь, как страус, — в трубке послышался смешок, — один хрен ты меня без хорошего бинокля не углядишь.
— Я так и понял. — Скиф развернулся лицом в сторону стоящих поодаль девятиэтажек и по-свойски подмигнул невидимому наблюдателю. — Ты на каком этаже засел?
— Догадался-таки. — Кум не удивлялся, а констатировал факт. — Вот что значит моя школа!
— Твоя, твоя, — заверил Скиф своего бывшего наставника. — Ты только момент не пропусти, когда по мою душу нагрянут.
— Я же говорю — не волнуйся. Все под контролем.
— Ну-ну, надеюсь, так оно и есть. — Скиф не скрывал своего скепсиса по поводу тотального контроля, но приходилось довольствоваться тем, что есть. — Ладно, отбой.
После разговора с Кумом на душе у Александра стало несколько спокойнее. Несмотря на то что, по сути, он сам являлся смертоносным оружием, простые человеческие слабости ему были также присущи, конечно выраженные в гораздо более слабой степени, чем у обычных людей, но все же. Присутствие рядом надежного человека, готового в любой момент прийти на выручку, прибавляло здорового оптимизма даже такому закоренелому пессимисту и цинику, которым Скиф стал в последние годы. Закурив сигарету, он вновь достал мобильник, набрал номер:
— Алло, Гвоздь? Как там дела наши скорбные?
— Как и приказал, ведем голубчика, смотрим…
— Короче говоря, как только будет возможность, пеленайте его и на базу. Старайтесь не следить, поскольку назад он уже вряд ли вернется.
— Все же он? — Степан сердито сопел в трубку. Насколько Скиф знал своего другана, у Степки это сопение было признаком злобы.
— Ты там давай не переусердствуй, а то знаю я тебя. — Скиф это высказал скорее для порядка, так как знал, насколько Степан, он же Гвоздь, досконально исполняет приказы.
— Исполним все в лучшем виде, не боись. Предположительно через пару часиков жди.
— Хорошо, жду с нетерпением. Давай. — Скиф первым отключил телефон.
Теперь ему оставалось только ждать, когда на базу будет доставлен Бобков. Как Скиф предполагал, этот влюбленный юноша вряд ли сам проводил процесс воскрешения, или, как его называют Хранители, активизации трупа. Не тот полет. Будь Бобков колдуном, он никогда не стал бы проводить подобный ритуал с телом близкого человека. Значит, это сделал кто-то другой и, что вполне вероятно, по настоятельной просьбе фигуранта. Как бы там ни было, в скором времени все прояснится. Если парень невиновен, что ж, тем для него лучше. Нужный укольчик в вену сотрет из его памяти все события последних суток. Конечно, помается он после этого немного, но ничего страшного — за пару дней отлежится. Ну а если подтвердится версия его причастности к созданию мертвяка, то тут уж вариантов не так много. Скорее всего, как это написано в соответствующих инструкциях, его придется отправлять на Объект 15/2, который постоянно испытывал дефицит в сырье для изготовления нечисти. И черт с ним! Скиф никогда не испытывал сочувствия к преступившим границы дозволенного ради своей корысти. Они сами избрали этот бесчеловечный путь, и что же тогда удивляться, когда и люди к тебе отнесутся так же, как и ты относился к ним? Правда, еще был вариант с уничтожением виновного на месте, скажем, при невозможности его транспортировки на Объект, но, вспоминая, что натворила покойница с Лукой, Скиф склонялся к варианту номер один. Пускай попрыгает в звериной шкуре любитель черной магии!
Как Гвоздь и обещал, часа через полтора во двор въехала тонированная «девятка». Дверки распахнулись, выпуская наружу трех человек. Скиф удивленно вскинул брови, поскольку ожидал увидеть четверых. Степан глазами указал на багажник, а вслух громко, так, чтобы было слышно в багажнике, произнес:
— Яму для клиента выкопали?
Стоявший рядом Пух поддержал его игру:
— Да погодь ты, чуть что — сразу в яму. Успеем. Он, может, говорить начнет раньше, чем мы из него кишки вытягивать начнем.
— Не, парень крепкий, — Гвоздь всецело вошел в образ озверевшего отморозка, — знаю я таких, пока яйца им паяльной лампой не припалишь, будут молчать как рыба об лед. Так что давайте доставайте его и в дом. Сейчас им Череп займется, а вы, дуболомы, не стойте как столбы, сказано же, копайте могилу.
Скиф улыбнулся. Он знал этот метод допроса, поэтому с интересом ожидал продолжения спектакля, гадая, насколько хватит гражданина Бобкова. Что-то подсказывало Скифу, что вряд ли парень продержится дольше пяти минут интенсивной психологической обработки.
Между тем Пух при помощи Сыча достал из багажника брыкающегося Бобкова, спеленатого по рукам и ногам тонким капроновым шнуром. Его рот был заткнут кляпом, который он безуспешно пытался выплюнуть, мыча, словно глухонемой калека, которому на ногу упала пудовая гиря. Впрочем, Гвоздь быстро успокоил разбушевавшегося пленника, влепив ему звонкий подзатыльник, от которого и без того круглые глаза Бобкова чуть было не вылетели из глазниц. Когда Скиф вошел в комнату, куда уволокли подозреваемого, то застал его уже привязанным к стулу с высокой спинкой. Одежда у него на груди была демонстративно порвана, открывая доступ к его бледному животу и впалой груди. Гвоздь с самым зловещим видом раскладывал на табуретке разнообразный инструмент, который удалось найти в доме. Как бы невзначай он бормотал себе под нос:
— Так, пассатижи… Пригодятся соски вырывать. — Пощелкав внушительным секатором, он бесцеремонно подошел к пленному, рывком разодрал его брюки в районе ширинки, примеряя инструмент к его детородному органу. — Ну не знаю, не знаю. Попробовать можно, но не совсем удобно, — и, обращаясь к Бобкову: — Я в этих делах спец небольшой, вот сейчас Череп придет, так он обычным перочинным ножом за полчаса с человека кожу снимает. И ты знаешь как аккуратно, залюбуешься! — И Степа вновь принялся вертеть в руках разнообразные штопоры, молотки, куски электропровода.
Судя по тому, как забился в истерике Бобков, для откровенного разговора он вполне созрел, и Скиф решил выйти на сцену. Он подошел к пленному сзади и молча положил ему ладони на плечи. От этого нехитрого действия Бобков дернулся и напряженно затих, уже рисуя в своем испуганном мозгу картины страшной казни, которая его неминуемо ожидала. Гвоздь будто бы только увидел Скифа и встрепенулся:
— А, Череп… Проходи, а то клиент заждался. Я тут маленько подсуетился, инструмент тебе приготовил. Ребята во дворе на всякий случай паяльную лампу разжигают, хотя я знаю, ты больше по старинке работаешь подручным материалом. — Он выразительно кивнул на табуретку.
— Сейчас посмотрим, возможно, Сергей Сергеевич нам что-то хочет сказать. — Скиф похлопал Бобкова ладонью по щеке. — Есть желание исповедоваться? — Увидев, как тот бешено закивал головой, приказал Гвоздю: — Вытащи кляп, а если эта сука пискнет не по теме, отрежь ему для начала правое ухо и заставь эту падлу его сжевать!
Гвоздь быстрым движением выдернул тряпку у Бобкова изо рта, стоя наготове в случае, если пленный начнет вопить и звать на помощь. Однако сидящий перед ним парень и не думал кричать. Едва его рот стал свободен, Бобков в голос зарыдал, причитая:
— За что?! Вы меня с кем-то спутали! Отпустите, я никому не расскажу…
Скиф брезгливо поморщился: клиент явно не знал, что интересует его мучителей, но, судя по всему, был готов на все, лишь бы избежать обещанных ему мучений. Чтобы прекратить этот словесный понос, Скиф отвесил пленнику увесистую оплеуху, схватил его за волосы, оттягивая голову назад:
— Колись, сука, кому ты заговор на воскрешение заказывал!
Услышав, что именно интересует этих жестоких людей, Бобков повел себя неожиданно. Сперва его начала колотить крупная нервная дрожь, затем он стал хохотать, не в силах вымолвить ни слова из-за
