сегодня жизнь современного писателя, творчество которого, что называется, востребовано и поставлено на поток? Сложный производственный процесс, в котором, кроме автора, участвуют множество прочих лиц. Литагенты, референты, издатели, критики, редакторы журналов и т.д. Референты - одна из важнейших частей. Кто-то превращает их в литрабов, но для меня, например, - это первые друзья, которые помогают справиться с массивом черновой и 'малотворческой' работы. Главное - идея, сюжет, основные установки композиции, разработка взаимодействия персонажей и пр. - принадлежит автору (по крайней мере, должно ему принадлежать). Но иногда иные обитатели творческих вершин 'бронзовеют' и желают лишь почивать на лаврах. Тогда мир 'их' произведений - продукт деятельности литрабов. Чуткий читатель, однако, всегда умеет различить подмену истинного творчества поделками литературных рабовладельцев. 'Автор настолько талантлив и работоспособен, что издает пять-десять великолепных романов в год', - если Вы прочтете такое, знайте, что речь идет об очередном литаферисте.
Уверяю Вас, быть писателем в современном мире - дело не простое. Талант, работоспособность, ясное целеполагание - это далеко не все... Есть, например, корпус 'обязательных идей', которые современный востребованный автор должен всегда держать пред творящим умственным взором. По сути - это 'неудобоваримые' инструкции, для истолкования которых требуется особый 'толмач', но пренебрегать ими – значит заведомо обречь себя на неуспех.
Рука моя тянется к книжной полке и касается запыленного стекла старой фотографии. Это Эдмунд Гуссерль[8] - человек, к которому я с юности испытываю смешанные чувства восхищения и брезгливости… Седая бородка клинышком 'а-ля троцкий', жесткие продольные складки на щеках и застывший взгляд одержимого из-под дурацких очков в тонкой металлической оправе… Чем может осчастливить мир этот великий творец 'инструкций'? Откладываю фотографию и тяну с полки еще более пыльный книжный фолиант… Открываю наугад… Читаю…
'Изучать какой-нибудь род предметности в его общей сущности (изучение, которое должно преследовать интересы, лежащие далеко от теории познания и исследования сознания) значит проследить способы его данности и исчерпать его существенное содержание в соответствующих процессах «приведения к ясности»'.
Можно ли с помощью этой 'инструкции' настроить Ваш телевизор, включить пылесос, починить утюг, наконец? Попробуйте! Получилось? То-то! Но современное искусство без нее (и ей подобных) положительно невозможно! (Как невозможно вежливое обращение без слова 'пожалуйста'.) 'Увы' это или 'к счастью' - уже дело оправдания современного искусства. В порядке чего, хочу Вам, любознательная Соня, сообщить следующее… (Впрочем, необязательное для прочтения!) История человечества состоит из смены существующих парадигм - политических, экономических, этических и т.д. Искусство не является исключением. Тектонический сдвиг в современном искусстве порождает чудовищную в своей грандиозности парадигму, которая требует широкого концептуального и методологического разнообразия. Что с неизбежностью делает современное искусство (в традиционном осмыслении) маргинальным, поскольку оно способно развиваться только вне каких бы то ни было рамок и норм. Эта широта ошибочно воспринимается, как агрессия против существующих постулатом и догм. Но есть ли здесь оппозиция основным направлениям общечеловеческой мысли? Или последняя, в запале ставших уж ей привычными амбиций, просто не способна согласиться с тем, что давно стала частью чего-то более грандиозного? Как же быть с тем, что современный потребитель искусства не желает более довольствоваться получаемым доселе от художников-традиционалистов 'вторичным' опытом; что он вожделеет иметь дело с 'сущностью', а не с ее изображением, с истинным 'сознанием', а не с бытием, как его коррелятом? Пора бы осознать, что современное художественное поле - это tabula rasa[9] и признать право нового экспериментатора на его свободное заполнение. Впрочем, достаточно оправданий…
Знаете, что пришло мне в голову? Если Ваши письма будут залетать ко мне и впредь, я сделаю их частью моей новой романтической повести. Назову ее, предположим, 'Цветок Гекадема'. Каково? Героиня будет непременно Асей. (Ведь Вы мечтали об этом, не так ли?) А сам превращусь в старого ипохондрика, обремененного, кроме тьмы болезней, всей мудростью жизни. Она - молода, красива и живет утешением найти в нем все ответы на все вопросы; он - стар, болен, разочарован и опустошен знанием. Она никогда его не видели, но любит всей полнотою сердца; он же - хорошо ее знает и даже немного влюблен. Он знает, что может подойти и сорвать этот цветок, но не сделает этого. Цветок должен расти. И пусть кто-то другой впопыхах его затопчет - это будет более справедливым, более естественным; не явится насилием над природой вещей, грубым вмешательством вышних сил… Итак, их 'чувству' не суждено разгореться: ибо нечему гореть - на его вершине одни снега! Однако Великого хватает для многих - в нем полнота! Их общение перерастает в нечто большее, чем просто банальное соединение 'влюбленных сердец'. В нем раскроется смысл невозможного - подлинное значение Великого…
Чувствую, что успех этому проекту гарантирован! Поверьте, я редко ошибаюсь в таких вещах!
Каково Вам - облечься в бессмертную тогу Великого? Грандиозность, подлинный масштаб! Думаю, у нас не будет поводов для разочарований. И не надо слов благодарности!
Жду и держу свое окно открытым!
И.С.
* * *
