— Да целыми сотнями расписываются. Часами в очереди стоят! Кто простым росчерком, а кто каждую букву выводит: имя, фамилию, отчество, род занятий, место проживания. Сперва-то я записывал сведения о них в тетрадку, так у меня пальцы стало сводить. Сами понимаете, эта «Золотая книга» вечная, и весит она больше, чем справочник Географического общества. Я пахал как вол: открываю книгу — хоп! — и вывожу круглыми, красивыми буквами: мсье Такой-то, проживающий в городе Таковске, начальник отдела в магазине Таком-то, а потом сразу раз — и в набор! Зато теперь живу припеваючи.
— Почему?
— Теперь догадались просто класть для посетителей отдельные листы, а потом отдавать прямо печатнику, и только после этого добавлять те листы в «Золотую книгу». Сейчас мне как раз надо вклеить утренние.
— А могут быть забытые посетители? Имена, которые не отметили?
— Редко, но случается.
— Я хочу взглянуть на записи от 22 июня.
— Ах вон что! Даже не знаю… вообще-то я не имею права…
Виктор показал ему зажатую в ладони вторую монетку, которую тот схватил в мгновение ока.
— Чума на все эти принципы, — вздохнул он. — Пошли, только быстрее!
Они проникли в святая святых. Толстенный гроссбух покоился на пюпитре, как Библия на аналое. Склонившись над ним, Виктор пролистал страницы, отыскал 22 июня и принялся разбирать имена. После некоторых подписей шли комментарии и рисунки. Он просматривал уже четвертую страницу, как вдруг увидел:
Марсель Форбен, лейтенант 2-го кирасирского полка.
Розали Бутон, белошвейка, Обервилье.
Мадам де Нантей, Париж…
То есть Эжени Патино.
Мари-Амели де Нантей, Париж.
Эктор де Нантей, Париж.
Гонтран де Нантей, Париж.
Джон Кавендиш, Нью-Йорк, США…
Его взгляд уперся в следующий листок.
Константин Островский, коллекционер…
Островский! И он тоже отметился!
Несколько секунд Виктор не мог пошевелиться, его руки тряслись, он даже не пытался овладеть собой. Он снова наклонился и дочитал:
Константин Островский, коллекционер произведений искусства, Париж.
Б. Годунов, Славония…
А где же Кэндзи? Его сердце колотилось.
— А это что такое?
От волнения голос его пресекся. Он ощутил в желудке нехорошую тяжесть.
— Да что это с вами? — удивился гарсон. — Тут есть такие, что возомнили себя художниками. Бывает, оставляют всякие каракули. Естественно, в газете мы такого не печатаем.
Виктор наклонился еще ниже, не веря своим глазам. Следом за подписью Кавендиша была нарисована пародийная Эйфелева башня в балетной пачке, тоненькими ножками перепрыгивающая через Сену. Подписи не было, но он сразу узнал манеру Таша. Виктор лихорадочно пролистал несколько страниц, Кэндзи должен быть где-то здесь, не привиделось же ему!..
Си-Али-Махауи, Фес.
Удо Айкер, редактор «Берлинер Цайтунг».
Дж. Коллоди, Турин.
Дж. Кульки, редактор Глас Навула из Праги.
Викторен Алибер, дирижер духового оркестра.
Мадлен Лезур, Шартр. Кэндзи Мори, Париж.
Зигмунд…
Что-то тут не сходилось; в «Фигаро на башне» Кэндзи фигурировал перед Кавендишем, Виктор помнил это точно.
— Имена подписавшихся были напечатаны в хронологическом порядке?
Гарсон вздохнул уже с раздражением.
— Да вам-то какое дело? Могло так случиться, что печатник поменял листы местами. Он загружен выше головы. Все равно в газете перечислены все до единого, сами не видите? Вы закончили?
Минутку, я посмотрю еще несколько подписей.
В лифт Виктор ворвался в последний момент. С разбегу он так растолкал всех, кто там стоял, что какая-то женщина взвизгнула:
— Что вы делаете?! Раздавил все ноги в лепешку и даже не извинился! Невежа!
«Таша, Таша… Таша и Кэндзи! В день смерти Эжени Патино они оба были на башне!.. Идти к ней. Надо поскорее ее отыскать».
Только продравшись сквозь толпу зевак, приветствовавших криками лейтенанта Азеева, он немного успокоился.
Дома ее не оказалось. На двери висела прикнопленная записка:
Дорогой Данило,
Я в Телемском аббатстве. Зайдите за мной в восемь часов в «Кафе искусств», что на выставке, рядом с павильоном Прессы (это возле Дворца изящных искусств). Мой патрон выхлопотал вам прослушивание на завтра, чтобы решить насчет работы в хоре Оперы.
Виктор с трудом дождался вечера, голова гудела от бесконечно повторявшихся вопросов, ответов на которые он не находил. Спустился вниз по лестнице, спрашивая себя, где же может располагаться подобное аббатство. На лестничной площадке первого этажа женщина в коротких мужских штанах выходила из квартиры, толкая перед собой велосипед.
— Простите, мадам, вам знакома мадемуазель Херсон?
Та посмотрела на него сквозь очки.
— Она из моих жильцов.
— А я из числа ее друзей. Она назначила мне свидание в Телемском аббатстве, но не указала адрес.
— Из друзей? Много же у нее друзей… Вы кто сами будете? Художник? Журналист? Певец?
— Репортер.
— Ах, тогда вам должны быть известны неопубликованные подробности этих загадочных смертей! Я ночами напролет думаю об этом! Так люблю все таинственное…
— Н-не могу сообщить ничего нового, я занимаюсь только проблемами литературы. Зато вы, должно быть…
