его адских котлах, он добавит туда соли и перца, потом измельчит и продаст по су за штуку хозяевам домашних любимцев или беднякам, у которых нет денег на свежее мясо.
— Принес тебе двух кроликов, — сообщил папаша Моску и достал пакет из мешка. — Да, чуть не забыл про головы, — добавил он, вытаскивая их из кармана. — А это что такое? — Старик уставился на свои испачканные кровью перчатки. — Можешь бросить в суп!
— Я не кладу в суп всякую дрянь! — возмутился Кабироль. — Не нужны мне твои тряпки, к тому же, на одной не хватает пальца.
Папаша Моску внимательно изучил свою находку. Большой палец левой перчатки был продырявлен на уровне первой фаланги.
— Ты прав, Эрнест, а я и не заметил. Ничего, выстираю и сделаю из них митенки.
Кабироль равнодушно покосился на освежеванных котов и вынес приговор:
— С душком. Даю два су.
— Прояви великодушие, дай три. Они улучшат вкус. Что сегодня стряпаешь?
— Говядину с капустой, телячью голову, овсянок. Завтра все это поступит в продажу у мамаши Фроман на улице Галанд. Ладно, держи три су.
Папаша Моску выхватил у приятеля деньги и, едва сдерживая тошноту, поспешил к выходу, но столкнулся нос к носу с лицеистом в форме. Юноша с любезным видом приподнял картуз, старик в ответ что-то буркнул.
По пути домой старик зашел выпить вина на улицу де ла Бушри. Расположившись там и убедившись, что за ним никто не следит, он снова открыл испачканный кровью медальон.
— Кто-то меня преследует… Это ты, А.Д.В.?
Откуда-то потянуло холодом, и старика пробрала дрожь. Он взглянул на дверь: она была приоткрыта, хотя никто не входил. Это обстоятельство напугало папашу Моску так, как будто он увидел привидение. Старик вскочил и, не допив вино, бегом кинулся к Сене.
Глава четвертая
Виктор с ворчанием перевернулся и прикрыл ухо подушкой. Ну почему этот осел Жожо всегда поет, когда открывает лавку?
Жозеф засвистел — это означало, что он забыл продолжение. Тяжелые деревянные ставни со стуком упали на пол — видимо, юный приказчик не удержал их в руках. Наступила тишина. Виктор уже готов был снова погрузиться в сладкий сон, но Жозеф громким тенором затянул новый куплет:
Виктор потерял терпение, встал с кровати, решительным шагом пересек квартиру и отвел душу, хлопнув дверью, выходящей на винтовую лестницу. Жозеф, видимо, понял, что это означает, потому что петь перестал.
Окончательно проснувшись, Виктор взглянул на Таша: девушка крепко спала, закинув одну руку за голову и свесив другую с кровати. Он устроился рядом и запустил руку под простыню. Их пальцы переплелись, Таша потянула любовника к себе и тут же оттолкнула.
— Интересно, что сказал бы твой друг мсье Мори, если б увидел нас сейчас?
— Ничего бы не сказал, потому что сейчас в Лондоне занимается тем же самым с некой Айрис.
— У нас осталось пять дней, если я все правильно подсчитала. До конца недели мне нужно вернуться в родные пенаты, так-то вот, дорогой. Так что поторопись уладить все между дамочкой в побрякушках и малышкой-горничной или найди Денизе новое место.
— Я этим обязательно займусь, только чуть позже, — пообещал Виктор и еще теснее прижался к любовнице.
Таша поцеловала его и с веселым смехом спрыгнула с кровати.
— Не позже, а сию же минуту! Мне пора к издателю, нужно показать ему иллюстрации к «Пантагрюэлю», потом я буду до восьми в «Бибулусе», зайдешь за мной? Мы где-нибудь поужинаем.
Не дожидаясь ответа, она закрылась в туалетной комнате.
Виктор оделся и зевая спустился по лестнице. На вопрос Жозефа: «Как спалось, патрон?» он ответил злобным взглядом и побрел к столу, заваленному старыми каталогами, составленными Кэндзи Мори. Виктор рассеянно перелистал их, и почему-то ему вдруг вспомнился траурный декор спальни Одетты, гулкий звон часов в пустой гостиной… Он раздраженно отодвинул каталог.
— Жозеф, мне нужно оценить одну библиотеку, это недалеко от церкви Мадлен, вернусь к обеду.
На самом деле Виктор решил расспросить Денизу о распорядке дня ее госпожи.
Семь этажей — не шутка, особенно если преодолеваешь их одним махом, и Виктор запыхался. Идя по темному коридору к мансарде Таша, он почему-то вдруг вспомнил ее бывшего соседа, сербского певца Данило Дуковича. Виктор постучал, подождал ответа. Из крана на площадке капала вода.
— Это я, Легри! — громко и отчетливо произнес он, приблизив лицо к двери.
Видимо, Денизы не было дома. Виктор достал ключи, но ни один не подошел. Он уже готов был отступиться, как вдруг понял, что перепутал и достал связку ключей от квартиры Одетты. Найдя нужный ключ, Виктор открыл дверь и обомлел. В мансарде все было перевернуто вверх дном. Рамы лежали на стульях. Матрас и подушки валялись на ковре. Простыни и одеяло висели на мольберте, прикрывая мужскую обнаженную натуру (Виктор возблагодарил Небо за то, что Таша писала портрет в три четверти, поскольку моделью был именно он!). Встроенный в стену стеллаж был пуст, книги валялись на пружинной сетке кровати — Виктор сам когда-то купил их у молодого человека, унаследовавшего библиотеку старой тетушки и жаждавшего от нее избавиться. Отодвинутый под слуховое окно стол выглядел непривычно пустым: все, что держала на нем Таша, теперь валялось на полу. Створки буфета были распахнуты, выщербленные тарелки и чашки оттуда выкинули. Ворох одежды из двух больших чемоданов лежал на белой фаянсовой печке.
Виктор перешагнул через лужу и пробрался в маленький закуток, служивший кухней и ванной. Множество горшочков, обычно стоявших на этажерке, перекочевали к трем составленным одно в другое ведрам. Ничего не было сломано или разбито, но капавшая с потолка вода залила весь пол. Виктор пришел в бешенство. Как можно быть таким доверчивым! Догадка, пришедшая ему в голову при осмотре квартиры Одетты, подтвердилась: Дениза — воровка. Он поискал глазами и не нашел ее узелка. Она действительно сбежала. Остается понять, что она украла. Какую-нибудь картину? Но холсты Таша пока не имеют коммерческого успеха, за них не дадут и пяти франков. В мансарде не было ничего ценного — ни драгоценностей, ни побрякушек. Одежда? Кружевные перчатки, которые Таша привезла из России? Возможно, маленькая бретонка ограничилась несколькими нарядами?
Виктор пребывал в растерянности, не зная, стоит ли рассказывать о случившемся Таша. Нет, только не это, она ужасно разозлится и будет во всем винить его. Он начал расставлять мебель по местам. Через полчаса, устав от непривычных хлопот, он взглянул в висевшее рядом со стеллажом мутное зеркало и не
