— Мне больно! — жалобно пролепетала она, вырываясь.
Фердинанд разозлился и оттолкнул ее.
— Чего ломаешься? Сама ведь согласилась!
— Ага, но… мне страшно, понимаешь?
— Да ты всего боишься — змей, кошек, кустов!
— Как же не бояться, в первый-то раз?! И потом… вдруг ты меня обрюхатишь?
Он глумливо хмыкнул.
— Ничего, может, хоть чуток поправишься, а то плоская, как доска! Уж и не знаю, что там у тебя под корсажем! Ладно, раз так — я сваливаю, желающие и без тебя найдутся. Взять ту же Жени — она хоть сейчас со мной пойдет, а уж у нее есть за что подержаться!
Он закинул куртку за плечо.
— Не бросай меня, Фердинанд, ты говорил, что любишь.
Парень с недовольным видом поддел камень носком ботинка.
— Слюнявые поцелуйчики еще не любовь.
— Обещаешь быть нежным? — прошептала девушка, прижимаясь к нему всем телом.
Парень снова бросил куртку на траву, завалил подружку на спину и принялся целовать, нетерпеливо расстегивая пуговички на платье. Возбужденно пыхтя и не расцепляя объятий, они покатились по земле и наткнулись на торчавшую из земли палку. Фердинанд вскрикнул от боли.
— Это еще что за дрянь? — разозлился он, схватился за возникшее на их пути препятствие, резко дернул и, не рассчитав силу, опрокинулся навзничь. Девушка расхохоталась, а он с глупым видом уставился на свою добычу — палка оказалась зонтиком.
— Тебе смешно, а я ногу ушиб!
— Красивая штука, дай-ка мне! Погляди на ручку — похоже на слоновую кость. Можно я его возьму? Отвечай, Фердинанд! Ты что, оглох?
Парень не шелохнулся. На его лице застыло выражение ужаса. Девушка медленно опустила голову, проследив взгляд своего дружка: он смотрел на землю у корней сиреневого куста. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем из ее горла вырвался вопль ужаса.
Пять розовых перламутровых пятнышек в центре зеленой лужицы
Золотистый свет проникал через грязное стекло, оставляя на полу сверкающий крапчатый рисунок. «Как на картинах Сёра», — подумала Таша, обходя мастерскую. Придя сюда в первый раз, она ужаснулась, но теперь ее охватили возбуждение и азарт. «Здесь я поставлю мольберт. За ним — подиум для натурщика. Там — столик. А вон в том углу я буду заниматься гравюрами, конечно, если смогу добыть станок».
Таша восхищенно замерла перед раковиной. Из крана капала вода. Какое счастье: здесь есть водопровод! Больше не придется по сто раз на дню таскаться в коридор!
— В алькове поставим двуспальную кровать — самую широкую, какую найдем. Покойся с миром, доска факира, покойся с миром, ты славно нам послужила! — воскликнул Виктор.
— Но-но, умерь пыл! Я не миллионерша!
— Я ведь сказал, что обстановка будет моим подарком. И отделка, разумеется, тоже. Тебе необходима туалетная комната — знаю-знаю, это тривиально, но…
Виктор увлеченно делился с Таша грандиозными планами, а она вспоминала своего предыдущего любовника Ханса, художника из Берлина. Она оставила его не потому, что он женился, — ее бесило, что Ханс позволяет себе вмешиваться в ее творческий процесс. Должна ли она держать Виктора на расстоянии по той только причине, что он стремится облегчить ей жизнь? Он ведет себя благородно и великодушно, не покушаясь на ее независимость. И никогда не пытался влиять на ее творческую манеру. Чем она, собственно, рискует, принимая его предложение? Она заявила, что станет сама платить аренду, но гуашь такая дорогая, что, даже отчаянно экономя на еде и нарядах, она может не потянуть все расходы.
— Итак?
— Ну что же, думаю… Да, я согласна!
Виктор порывисто обнял Таша.
— Здесь ты создашь шедевры! — шепнул он.
— Ты прав, пора сюда перебираться, иначе мои бедные холсты скоро зарастут плесенью. Крыша снова течет.
— Ничего удивительного, дождь идет не переставая. Послушай, что я предлагаю…
— Ты меня пугаешь.
— Раз ты все равно съезжаешь из мансарды, перевези картины ко мне, на время. Я освобожу для них место в столовой.
— Но… что скажет Кэндзи?
— Ему нет дела до обстановки моей квартиры. Сегодня же и начнем. Сейчас Средопостье, так что после обеда магазин не откроется. Я одолжу тележку у мадам Пиньо. Согласна?
Таша покусывала ноготь на большом пальце, решая, не слишком ли он напорист.
— А ты будешь приходить навещать свои полотна, когда захочешь, это будет отличный повод увидеться со мной.
— Какой же ты хитрец! — воскликнула Таша и наградила его звонким поцелуем в щеку.
Карнавал был в самом разгаре. Кучер фиакра сделал отчаянную попытку объехать шествие масок, но в конце концов застрял на пересечении бульваров Сен-Жермен и Буль Миш.
— С этими бесноватыми дальше не проехать, — недовольно буркнул он.
— Ничего, мы пройдемся пешком, тут недалеко, — успокоил его Виктор.
Улицу заполонила буйная толпа. Навстречу Таша и Виктору двигался кортеж поварят и маркиз, студенты пели и танцевали, осыпая друг друга конфетти. Подхваченная людским половодьем парочка добралась до «Золотого солнца» и с веселым смехом ввалилась в зал.
— Ну что, вырвались из объятий весельчаков? — спросила Нинон, поднимаясь им навстречу из полуподвального помещения ресторана.
Вишневое платье выгодно подчеркивало ее фигуру, на руках как всегда были доходящие до локтя перчатки. Морис Ломье выкрикивал противоречивые приказания, и два его подмастерья уже валились с ног от усталости.
— Нет, нет и нет! Опять криво! Поднимите левый угол! Ниже! Правее, теперь правее, черт побери!
Ученики, опасно балансируя на табуретках, пытались повесить картину размером метр на два. В какой-то момент они едва не уронили ее, и Ломье завопил, воздевая руки к небу:
— За что Господь послал мне этих тупиц?! Неумехи! Вы сорвете МОЮ выставку!
Он пнул ногой стул, напоролся на гвоздь, взревел и задергался, как одержимый, изрыгая затейливые ругательства. Подмастерья ретировались за пианино.
— Со вчерашнего дня нервы у него ни к черту, — вполголоса сказала Нинон. — Пойдем, выпьем анисовки, Таша, это тебя взбодрит. Я ненадолго похищу ее у вас, мсье Легри?
Не дожидаясь ответа, она увлекла за собой подругу.
— Видеть его больше не могу! Знаешь, что он осмелился мне предложить, когда я уходила от него в полночь? «Птичка моя, учитывая, сколько времени мы проводим вместе, советую тебе переодеться сквознячком, будешь иметь шумный успех на карнавале». Все, кончено! Я сыта по горло. Если пожелаешь, могу сегодня же стать твоей личной натурщицей.
У Таша перехватило дыхание, и она не сразу ответила:
— Я еще не готова. Виктор предложил приютить мои картины, у меня стало слишком влажно. Поможешь нам переехать?
— С радостью, это избавит меня от общения с этим некоронованным королем, — согласилась Нинон, кивая на Мориса Ломье.
Тот уже немного успокоился.
— Только не спрашивайте, больно ли мне! — рявкнул он, отвечая на встревоженные взгляды своих
