Он услышал приглушенный вскрик и, побежав на голос, увидел невероятную сцену: Кэндзи боролся с вором, перехватив его руку с пистолетом. Жозеф застыл на месте, не в силах шевельнуться. Вор вдруг перестал сопротивляться и обмяк, но спустя долю секунды резко дернулся назад и ударил Кэндзи коленом между ног. Тот согнулся от боли и выпустил его руку, а противник двинул его ботинком в висок. Жозеф услышал щелчок: к шее Кэндзи был приставлен револьвер, и палец уже нажимал на спусковой крючок. Жозеф одним движением он сорвал с себя куртку, бросился вперед, накинул ее на голову вору и дернул назад. Прозвучал выстрел, но пуля прошла мимо Кэндзи, а пистолет отлетел в сторону.
Вор боролся так отчаянно и с такой злобой, что очень скоро выпутался из куртки, толкнул Жозефа, сдавил ему горло и, поставив подножку, повалил на пол. Он оседлал юношу и нанес ему прямой удар. Жозеф, не чувствуя боли, вцепился противнику в волосы, оттянул его голову назад, и тот ослабил хватку, но тут же снова навалился на Жозефа, прижимая к перилам и норовя перекинуть через них. Юноша извивался, стараясь высвободиться, он чувствовал, что его голова, плечи и груди уже висят в пустоте. Внизу было пятьдесят два метра до отливающей металлическим блеском ленты канала Сен-Мартен; Жозеф видел кажущийся таким маленьким пригород Сент-Антуан и ярмарку. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, отчаянно замолотил руками, последним страшным усилием восстановил равновесие, схватил противника за плечи и столкнул вниз.
Он не видел, как тот падает. Но потом еще много месяцев ночной кошмар вползал в уютное гнездо его сна, и перед глазами вставали летящий вниз человек и неподвижное тело у подножия колонны.
Кэндзи очнулся и увидел перед собой серо-голубое небо.
— Месье Мори! Месье Мори! Очнитесь! — взывал к нему Жозеф.
Голова у Кэндзи гудела. Он стряхнул оцепенение, попытался встать и тут же согнулся от резкой боли.
— Благодарю вас, Жозеф, я обязан вам жизнью, — слабым голосом произнес он, прижав руку к низу живота. — Помогите-ка встать…
— Патрон, это ужасно, я… я убил человека! Я столкнул его вниз! Это тот самый, в темных очках, кто передал для вас визитку от месье дю Уссуа… Боже правый, я убийца!
— Успокойтесь, мой мальчик, вы всего лишь защищались. Где чаша?
— Здесь ее нет. Должно быть, упала вместе с ним. — Жозеф с укоризной посмотрел на Кэндзи. Как можно думать о какой-то чаше, когда месье Легри, быть может, уже мертв!
Искалеченное тело Шарля Дорселя лежало на мостовой лицом вниз. Из кармана куртки выпала разбитая на куски чаша Джона Кавендиша. Маленькая кошачья голова откатилась к ногам маленькой девочки, которая проворно подобрала ее и сунула в карман — а ее мать истерически закричала, прижимая к себе ребенка. «Это будет мой талисман», — решила девочка.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Инспектор Лекашер вел себя так, будто пришел только для того, чтобы оценить интерьер комнаты: он ходил взад-вперед, останавливался около овального письменного стола, гладил его полированную поверхность, наклонялся к гравюрам, разложенным под стеклом, рассматривал рисунки Таша. Виктор, полулежа в постели, наблюдал за инспектором, на лице которого читался с трудом сдерживаемый гнев.
Наконец инспектор отправил в рот целую горсть леденцов и застыл, облокотившись о ночной столик. Виктор, чувствуя себя неуютно, беспокойно дернулся и не смог удержаться от стона.
— Вам больно, месье Легри? Мне вас ничуть не жаль. Посеешь ветер — пожнешь бурю.
— Избавьте меня от нравоучительных пословиц в стиле месье Мори.
— Кажется, его любимая: «Слово — серебро, а молчание — золото». Я весь вечер пытался выяснить у него, что вы трое делали на верхушке Июльской колонны. Но он словно воды в рот набрал. И между прочим, ваш помощник — тоже.
— Жозеф пережил шок.
— Еще бы! Пусть этот ваш верный Санчо Панса скажет спасибо, что его не обвинили в убийстве! И посоветуйте ему на будущее утолять жажду приключений сочинением романов! Что до вас, то я надеюсь, ранение послужит вам уроком. Чудо, что вы вообще остались живы.
— Позвольте не согласиться: пуля попала в хронометр, который отец подарил мне в детстве, чтобы приучить к пунктуальности. Я хранил его в ящике стола и уже почти забыл о нем, а недавно разбирал свои вещи и решил носить с собой.
— Вы водили за нос полицию! Во-первых, проводя свое расследование, вы самонадеянно подвергали смертельному риску нескольких людей, в том числе и себя самого, и в результате один-таки погиб! Во- вторых, хотя обещали оставить детективную деятельность, снова помешали следственным действиям. Мало того, вы издевались надо мной, месье Легри, и этого я вам не прощу!
— Я никогда бы не позволил себе…
— Хватит! Сказать вам, где я только что был? На улице Шарло, в доме двадцать восемь: Ваши визиты, как и визиты вашего помощника, стали предметом пересудов у прислуги Я имел долгую беседу с мадам дю Уссуа, но не выяснил ничего, что проливало бы свет на случившееся. Интуиция подсказывает мне что она лжет. Мадам дю Уссуа настаивает на том, что убийца был эмоционально неустойчив, поэтому, узнав, что любовница-камеристка изменила ему, застрелил ее и выбросил труп в Сену.
— Камеристка? Вы говорите о Люси Робен?
— Да! Когда труп с татуировкой в виде божьей коровки, фигурально выражаясь, упал ему прямо в руки, инспектор Перо вспомнил о вашем неожиданном визите в полицейский участок Седьмого округа. Мадам дю Уссуа, которую я пригласил на опознание после того, как Бертиль Пио рассказала мне об исчезновении Люси Робен, подтвердила, что утопленница — ее камеристка.
— Что ж, тайна раскрыта. Тривиальная любовная история, — заметил Виктор, но тут же пожалел о своих словах: инспектор вытащил из кармана хорошо знакомую ему вещь.
— А это, по-вашему, что такое? Нашли рядом с телом человека, упавшего с Июльской колонны.
Виктор, стараясь изобразить удивление, посмотрел на погнутый маленький треножник.
— Понятия не имею…
— Нет, вы когда-нибудь окончательно выведете меня из себя… Кто такой Фортунат де Виньоль, вы тоже понятия не имеете?
— Разумеется нет.
— Я показал ему этот предмет — после того как его дочь заявила, что не знает, что это такое. Так вот, он подпрыгнул на месте и сказал, что узнает сокровище тамплиеров, о существовании которого он вам говорил. По его словам, это — часть некой проклятой чаши, спрятанной в глубине старого шкафа… как вы думаете, кем?
— Сдаюсь. Говорите.
— Великим магистром ордена, самим Жаком де Моле! Когда я упомянул ваше имя, месье де Виньоль принялся что-то сконфуженно бормотать про «шикарные картинки» — я цитирую — в обмен на услуги, имеющие отношение к вышеупомянутой чаше. Кухарка Бертиль Пио подтвердила его слова и добавила, что по просьбе хозяина относила письмо фотографу с улицы Сен-Пер. И после этого вы еще продолжаете утверждать, что ничего не знаете о чаше?
Виктор надолго задумался, а потом со вздохом признался:
— Вы правы, я имею ко всему этому отношение.
— Мошенник! Жулик! Лицемер! — взорвался инспектор. — Я не поверил Фортунату де Виньолю насчет сокровища тамплиеров — он же чокнутый, это очевидно! Но вы и ваш помощник Жозеф явно искали то, что было украдено у вас из квартиры! Рауль Перо доложил мне об ограблении.
— Инспектор, Кэндзи действительно был очень расстроен пропажей «Французского кондитера» и «Правил выживания» барона Стаффа, но я клянусь, что…
— Избавьте меня от ваших клятв. Я более чем уверен, что если этот загадочный предмет возбудил
