Иван Данилович спохватился. Гася любопытство дворского, ровным голосом сказал:
– Отпускаю на обучение к мастеру колокольному Луке. Выдай из казны на устройство…
После разговора с Бориской о ниварях и потом, позже, в Орде, о письме Кочевы князь не мог преодолеть в себе неприязнь к юноше, и даже самоотверженность Бориски на татарском базаре не уменьшила этой неприязни.
Так и стояли в ушах слова: «С ними б судьбу разделил!» И разделил бы. «Как душу черни в княжеских хоромах не полощи – черной останется!»
Вспомнился и недавний разговор с Фетиньей. Когда сказал ей: «Оженю Сеньку на тебе», рухнула на колени, зарыдала: «Не губи сироту, не люб мне Сенька!» – «Не люб? Будто надобно, чтобы люб был! – Прикрикнул: – Натрещалась? Как смеешь отговор и пререканье делать? От дружка непокорливость переняла?»
А она, как полоумная, свое твердит: «Не губи, не люб Сенька! Не губи!»
Оборвал ее: «Слышал припевку! Хватит! Княжеской воле перечишь? Прикажу на цепь посадить!»
И вовсе спятила: с колен вскочила, глаза безумицы – такие у волчицы видывал, когда волчат защищала.
«Воля твоя, – хрипит, – можешь убить! Все едино за постылого не пойду… Это нерушимо, не пойду! Нет такого божьего закона!»
Можно б силой ослушницу под венец повести, да стоит ли из-за дурехи закон церковный рушить, разговоры вызывать лишние?
Он позвал Кочеву, строго приказал связать непокорную и отправить в самый дальний монастырь Покрова Богородицы: «Да никому в Кремле не сказывай, куда!»
…Вспоминая сейчас все это, князь припомнил и сумное лицо Бориски. В последнее время зверем смотрит, только что не рычит. Нет, спокойнее удалить его из Кремля…
КОЛОКОЛЬНЫЙ МАСТЕР
Мастер Лука был несказанно рад возвращению Бориски.
Правда, юноша стал молчаливым, замкнутым, но и это нравилось Луке. Он не расспрашивал, почему возвратился, что произошло. Чувствовал – к этому притрагиваться нельзя. Только старался отвлечь Бориску от тяжких дум и непривычно много говорил сам.
Бориска весь отдался литейному делу, вкладывал в него и свою нерастраченную любовь и проворство золотых рук.
Мастер, видя такое рвение, тем охотнее передавал свои секреты, накопленные почти за полвека труда, не мог нахвалиться учеником. Был Бориска воздержан, не ветрен, не бражник. До работы не то что охоч – яростен, за год многолетнюю науку проходил.
Придумал люботрудец, как лучше малые колокола лить, – получалось и быстрее и голос звонче.
Через три года Лука от простуды сгорел за ночь, и Бориска стал сам лить колокола.
Слава о нем шагнула далеко за Москву. Приезжали к нему из-за Оки, из Новгорода.
Однажды в праздничный день к Бориске пришел фряжский гость – высокий, пожилой, с бронзовым от загара лицом. Одет он был в темный камзол, на ногах ботинки с серебряными пряжками.
Бориска, в синей рубахе с открытым косым воротом, сидел в своей чистой клетушке рядом с мастерской, слушал певчих птиц на окне в клетках, поддразнивал их свистом.
– Добрый день, маэстро! – деликатно поклонился вошедший, переступая порог, и, сняв шляпу, открыл высокий лоб.
– Доброго здоровья! – гостеприимно ответил Бориска, вставая. – Садитесь, – предложил он, пододвигая лавку.
– Как поживаете, коллега? – усаживаясь, спросил пришелец, старательно выговаривая русские слова.
Бориска оглядел его веселыми глазами – что надобно этому заморскому гостю? Блеснул белоснежными зубами:
– Поживаем! Князья в платье, бояре в платье, будет платье и нашей братье!
– Люблю веселых людей! – улыбнулся гость. – Разрешите посмотреть работу вашу.
«Может, покупатель?» – подумал Бориска, а вслух сказал:
– Милости прошу. – И повел в соседний сарай.
Там на полу стояли отлитые Бориской гири для весов. Подтянутый к балке потолка, поблескивая медью, висел красавец колокол, сиял литым телом.
Гость быстро подошел к нему, ногтем побил по краю, прислушался к звуку. Звук родился чистый, долгий, красоты необычайной. На лице гостя появилось выражение изумления.
– Вы великий маэстро! – воскликнул он восхищенно.
– Ну уж и великий! – возразил Бориска. – Однако кое-что умеем…
Гость приблизил глаза к языку колокола; приподнимаясь, осветил его лучиной. Вверху, у основания языка, клеймом выбито непонятное слово: «Фетинья».
– Что есть это? – спросил он, указывая длинным пальцем на увиденную надпись.
Лицо Бориски стало суровым, сказал тихо, с болью:
