который всего сильнее впечатлил меня полным отсутствием всякого подобия чиновнического типа; это сказывалось наглядно в отсутствии двух черт, отличающих одного чиновника от другого: деланой приниженности и деланого самопоклонения. Витте мне сразу стал симпатичен своей естественностью, безыскусственностью в проявлении им своей личности. В черном сюртуке, развязный и свободный в своей речи и каждом своем действии, он мне напомнил наружностью английского государственного человека. Я также обратил внимание на тот замечательный внимательно-умный взгляд, с которым он слушал обращенные к нему слова своего министра и потом, в беседах с ним с глазу на глаз, этот же внимательный слушающий взгляд, столь редкий на лицах наших бюрократов, я видел обращенным ко мне»156.
Произношение С. Ю. Витте было неправильным, к тому же оно имело ярко выраженные южнорусские особенности: «ходатaйство», «вёрства», «учёбный», «плацформа», «сельские хозяевa». В письменной и, по-видимому, устной речи он употреблял просторечные выражения: «втюрились в войну» и т. п. Все это резало слух петербургским снобам. Однако мало-помалу внешняя экстравагантность частью прошла, частью к ней просто привыкли157.
Как сообщает С. М. Проппер, С. Ю. Витте познакомил с М. И. Лисаневич во французском Михайловском театре директор Горного департамента Константин Аполлонович Скальковский. Его С. Ю. Витте знал по совместным трудам в Барановской комиссии. К. А. Скальковский считался «добрым другом» М. И. Лисаневич158.
С. Ю. Витте был ею совершенно покорен. Стройная, с серо-зелеными грустными глазами и загадочной улыбкой, блуждающей на устах, она излучала ум и какое-то сверхъестественное обаяние. Чувство С. Ю. Витте усилилось еще больше, когда он выяснил, что Матильда Ивановна отличается строгостью нравственных правил: любовную связь с мужчиной она не представляла вне супружеских уз.
Именно С. М. Пропперу С. Ю. Витте в ту ночь открыл свое сердце: «Прежде всего я люблю эту женщину. Это мое личное дело, и я имею на это право. Сейчас, когда я достиг того, к чему стремился, когда я еще был начальником станции, я хочу, чтобы у меня была своя семья. С моим характером и известным вам отрицанием существующих в обществе условностей мне ни одна женщина из высших сфер не может предложить того, что я ищу. Вы знаете, каким несчастливым был мой первый брак. Я представляю себе трудности, с которыми столкнусь, и я их преодолею»159.
С. Ю. Витте излил ему сердце не без задней мысли — как узнал С. М. Проппер, он срочно нуждался в 30 тыс. руб. для уплаты отступного мужу М. И. Лисаневич. У министра не было ни поместья, ни хорошей денежной ренты; он жил на жалованье, правда, жалованье хорошее. Неимущий газетчик не мог помочь министру в денежном затруднении. По слухам, С. Ю. Витте выручил директор Русского для внешней торговли банка Френкель160. Сплетня о том, что Витте выкупил жену у Лисаневича, упорно гуляла по гостиным Петербурга. Называлась, правда, другая, меньшая сумма отступного — 20 тыс. руб.
Влюбленные преодолели все трудности. С. Ю. Витте был вполне счастлив в новом браке. Вторую жену он любил страстно, горячо и нежно. Вместе с женой С. Ю. Витте получил еще и дочь Веру, которую любил как свою собственную. Матильда Витте на самом деле была не только хороша собой, но еще безупречно любезна и очень умна. При этом чисто женского тщеславия в ней было хоть отбавляй. Много лет спустя, уже будучи графиней и в качестве супруги «первого конституционного премьера» переехав в запасную половину Зимнего дворца, она немедленно заказала почтовую бумагу с золотыми буквами «Palais d'Hiver».
Много переживаний М. И. Витте доставляло то, что ее очень долго, целых десять лет, никак не хотели принимать при царском дворе. Ее муж считал это «…совершенно естественным и совершенно правильным»161. Браки с разведенными женами, да еще еврейками, в царствование высоконравственного императора Александра III категорически не приветствовались.
По версии С. Ю. Витте, чтобы соединиться с любимой женщиной, он решился идти ва-банк: для очередного всеподданнейшего доклада, помимо документов к императорской подписи, он захватил еще и мотивированное прошение об отставке с поста министра путей сообщения.
Император прошение вернул, заявив, что дело ему известно во всех подробностях и уже одно то, что Витте при всех сопутствующих обстоятельствах твердо решил жениться, говорит о нем как о честном человеке; поэтому он только увеличил к нему свое доверие и уважение162. Факт очень правдоподобный — прямота характера императора Александра III и его честность общеизвестны. Правдоподобной выглядит и сплетня, пущенная недоброжелателями С. Ю. Витте.
Царь симпатизировал прямым, честным, простым людям, похожим на него самого; он хранил святость семейных уз. Но его отличала некоторая несдержанность в резолюциях — писал первое, что приходило в его бесхитростную голову. Официальное разрешение на совмещение поста министра путей сообщения с женитьбой на разведенной еврейке было дано, но, по слухам, прошение С. Ю. Витте на брак с М. И. Лисаневич император украсил резолюцией: «А хоть бы и на козе!»
Барон Андрей Иванович Дельвиг, племянник поэта и друга А. С. Пушкина, известный железнодорожный деятель, на склоне лет сообразил, из какого теста в России пекутся министры. Чтобы занять в Российской империи министерский пост, писал он, совершенно необходимо: «а. — Смолоду быть известным государю; б. — Принадлежать к одной из сильных придворных партий, угождая её (sic!) во всем; в. — По месту воспитания, роду службы или другим отношениям принадлежать к тому обществу, из которого берутся люди на высокие должности с тем чтобы хотя с некоторыми из них состоять в товарищеских или по крайней мере приятельских отношениях; г. — Иметь такое состояние, чтобы жить наравне со всеми прочими, находящимися в положении, одинаковом с министрами, и, главное, д. — Исполнять со всей покорностью все, чего пожелают государь и, даже предугадывая его желания, приводить их в исполнение»163.
С. Ю. Витте отвечал по крайней мере четырем из перечисленных требований. От рождения он принадлежал к знатному роду, был накоротке с многими лицами из ближайшего царского окружения. По крайней мере с 1880-х годов он примыкал и к «партии власти», у знамени которой тогда стояли три человека — К. П. Победоносцев, В. П. Мещерский и M. H. Катков. Историки ее называют то националистической, то славянофильской, то консервативно-охранительной. Политическая часть программы этой партии выражается в двух словах — неограниченное самодержавие, а экономическая — национальная промышленность.
Несмотря на свою занятость, С. Ю. Витте всегда сохранял живой интерес к политике, отчасти под влиянием своего дяди Р. А. Фадеева, отчасти в силу своей деятельной натуры. С середины 70-х годов XIX века он участвовал в Одесском благотворительном славянском обществе и на почве движения в пользу «единения славян» сблизился с M. H. Катковым.
События 1 марта 1881 года повергли его, как и многих в России, в состояние шока. Вечером того дня, когда пришла телеграмма с трагическим известием, он с женой находился в театре. Узнав страшную новость, С. Ю. Витте немедленно покинул театр, сел за письменный стол и написал дяде взволнованное письмо, в котором, как он вспоминал много лет спустя, «чувства преобладали над разумом»164. С. Ю. Витте не был бы самим собой, если бы он ограничился только излиянием на бумагу переполнявших его чувств. Он составил план, с помощью которого предлагал бороться с гидрой революции.
Революционеры, писал он, слишком микроскопическая величина («песчинка»), чтобы огромная государственная машина смогла их сокрушить (С. Ю. Витте уподобил ее кузнечному молоту киевских мастерских Юго-Западных железных дорог). Следовательно, бороться с ними необходимо их же собственным оружием: составить тайное общество из людей безусловно порядочных и на каждое покушение «анархистов» отвечать совершенно адекватно — убийством их самих. Иными словами, око за око и зуб за зуб.
Здесь самое место вкратце остановиться на отношении его к революционному движению. Как и во всех других вопросах, С. Ю. Витте отличал зерна от плевел. В рядах революционеров есть люди, воодушевленные идеями самыми что ни на есть возвышенными. К этим людям и к их идеям невозможно относиться только враждебно. С другой стороны, как в революции, так и в контрреволюции участвуют люди, которые движимы исключительно низменными, корыстными интересами. В том, что революционеры
