которые никак не поделят между собой робота, исполняющего в детском саду функции массовика-затейника (все-таки научно-технический прогресс не стоит на месте — еще пять лет назад обыкновенный детсад не мог позволить себе роскошь приобрести «умные игрушки». Между прочим, после сончаса выяснилось, что именно эта полуразумная железяка наблюдала за мной исподтишка, пока я изучал свежую прессу). И один из драчунов — тот самый Борька, который обещает в отдаленном будущем стать кандидатом либо в звездные десантники, либо в неоднократно судимые рецидивисты. Агрессии в его генах — хоть отбавляй!..
Мне пришлось взять на себя роль миротворца и вступиться за тщедушного Колю Прибытова, когда Борька потянулся за пластмассовой лопаткой — которую, по-моему, носил в качестве именно оружия, а не орудия для копания в песке, — чтобы использовать ее как решающий аргумент в конфликте из-за робота.
Правда, вмешательство мое едва не кончилось плачевно для меня самого. Я еще не приспособился к несоответствию своего тела тому его образу, который хранится в моем мозгу, и малая саперная лопатка опустилась не на Колину спину, а на мою.
К счастью, именно в этот момент ко мне обращается воспитательница.
Бросив красноречивый взгляд на Борьку (мол, ты у меня еще увидишь небо в алмазах!), я распрямляюсь, машинально потирая набухающий синяк между лопатками, и вижу, как по аллее от входной калитки к игровой площадке идут две женщины.
Как в сказке: «Ваша мама пришла, молочка принесла…»
Только… которая из них — моя мама?
Ведь сейчас я должен, как всякий нормальный ребенок, броситься с радостным воплем навстречу своей родной и любимой и зарыться лицом в ее подол.
А я торчу, как дурак, потому что не знаю, к кому бежать. К той, что слева, — красивой, с белокурыми, спадающими почти до талии волосами, в элегантном кожаном костюмчике, облегающем фигуру, словно вторая кожа? Или к другой, одетой гораздо проще, с каким-то неразборчиво-обыденным лицом и отнюдь не артистическим беспорядком на голове?
Я растерянно оглядываюсь на воспитательницу. Виктория взирает на меня почти со страхом. По- моему, она начинает подозревать, что мое странное поведение — симптом неведомой, но опасной болезни. И тогда я бегу. С заранее распростертыми объятиями и оглушительным воплем: «Ма-а-ма!»
Расчет мой оказывается верным.
А вот надежда заиметь в качестве матери красавицу-блондинку не сбывается. Потому что ускоряет шаг и с нелепо-широкой улыбкой распахивает руки, готовясь поймать меня в свои объятия, другая женщина. Не очень-то симпатичная. От нее и пахнет не как от женщины: потом и пивом. И еще чем-то смутно знакомым. Не то металлом, не то машинной смазкой…
Но делать нечего. Стертая до дыр истина: родителей не выбирают.
И я с разбегу врезаюсь в колени, обтянутые грязноватыми джинсами, обхватываю их своими ручонками и задираю лицо, щурясь от яркого солнца, кренящегося к горизонту.
Мама…
И тут меня накрывает яркое воспоминание из далекого детства. И я явственно вижу перед собой другое лицо — более нежное, более фотогеничное, с неповторимыми серыми глазами и смешными ямочками на щеках. Лицо моей настоящей мамы. Она была совсем другой. Но когда она обнимала меня, выражение лица у нее было таким же, как у этой незнакомой женщины…
И мне на миг представляется, что не только я переселился в тело пятилетнего малыша, но и она, моя настоящая мама, тоже каким-то чудом ожила в чужом облике.
Глаза мои сами собой начинают моргать чаще, и я поспешно отворачиваюсь.
Я совсем забыл, что теперь мне плакать не стыдно
Я лежу и пялюсь в темноту.
Мне не спится, хотя любой нормальный ребенок на моем месте давно бы «дрых без задних ног», как выразилась моя так называемая «новая мама». Слишком много впечатлений и информации нахлынуло — и слишком много энергии потрачено за этот день. Первый день моей второй жизни. Сколько таких дней еще будет впереди? Мало или много? Во всяком случае, времени в запасе у меня теперь много. Намного больше, чем в бытность Леном Сабуровым. Если, конечно, мне хоть на этот раз суждено умереть нормальной смертью, а не быть отправленным на тот свет рукой какого-нибудь подонка.
Странное дело: если вдуматься, в этом тельце ростом метр с небольшим нет ни одной клетки меня
Я тяжко вздыхаю и переворачиваюсь на другой бок.
В соседней комнате тихо. «Родители» давно уснули. Светящееся табло электронных часов на стене показывает половину второго ночи. Совсем не детское время. А сон ко мне все не идет…
Я включаю ночник и вновь оглядываю комнату, которая отныне принадлежит мне.
…Когда мать Саши — уже потом я узнал, что ее зовут Татьяной, — привела меня из детского сада, помогла раздеться и, подтолкнув в спину, сказала: «Ну, иди в свою комнату, а я пока соображу что-нибудь на ужин», — я словно приклеился к полу. Дело происходило в просторной прихожей, куда выходило несколько дверей, и я понятия не имел, какая из них ведет в детскую. «Ты чего, сынок? — испугалась Татьяна. — Неужели не соскучился по своим игрушкам?»
«Соскучился, — поспешно ответил я. И, лихорадочно соображая, как бы выпутаться из дурацкой ситуации, машинально брякнул: — А может, вам что-нибудь помочь?»
Тоже мне, джентльменствовать вздумал, по прежним шаблонам.
Даже при свете слабой лампочки, горевшей в прихожей, было видно, как женщина побледнела. Потом резко присела на корточки и пытливо уставилась мне в глаза.
«Сашут — с болью в голосе сказала она, — что с тобой сегодня? — (Я молча отвернулся, не в силах выдержать взгляд карих глаз, которые смотрели на меня в упор с такой искренней тревогой и любовью, что становилось не по себе.) — Вот и Виктория Анатольевна говорит, что с тобой творится что-то странное… „Эр“ стал вдруг выговаривать. Ты случайно не заболел? — Она потрогала своей мозолистой, шершавой рукой мой лоб. — Как ты себя чувствуешь?»
«Хорошо», — соврал я, хотя чувствовал я себя в тот момент действительно скверно. Как вор в чужой квартире, который вдруг слышит, как кто-то отпирает ключом входную дверь.
«А ты случайно головкой сегодня не ударялся? — продолжала допытываться „мама“. — Виктория Анатольевна сказала, что ты сегодня с Борей Савельевым подрался… Он тебя не бил по голове?»
Я молча помотал головой. Я опасался, что опять ляпну что-нибудь не в струю или выдам себя неверной интонацией.
Татьяна вдруг всхлипнула — чего я никак не ожидал от нее, такой не женственной, — и порывисто обняла меня.
«Господи, Сашут, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Ты меня пугаешь… Давай завтра к врачу сходим?»
«Нет!!! — закричал я. — Не надо врача… мама!»
Вполне естественная реакция для ребенка. Все дети боятся людей в белых халатах, потому что они, изверги, рады причинить боль маленькому беззащитному существу, попавшему к ним в лапы.
Женщина вздохнула и, отстранив меня, выпрямилась.
«Ну ладно, — сказала она, толкая рукой самую ближнюю от прихожей дверь, — вот придет папа — и решим, что с тобой делать… А пока иди, поиграй немножко».
Значит, папа у меня имеется. Будем надеяться, что он окажется благоразумнее своей супруги, потому что идея стать объектом исследования для специалистов по детской амнезии мне совсем не нравится.
Я шагнул в комнату и аккуратно закрыл за собой дверь. Не хотелось, чтобы Татьяна стала свидетельницей очередных аномальных поступков своего «сынишки».
