— Ну, не обязательно… Но весьма вероятно, что в его организме, и прежде всего — в ткани головного мозга, произойдут необратимые изменения. Не забывайте, что перед нами — ребенок, и его организм…
— Я все понял! — обрывает его резко Астратов. — И что же вы мне прикажете делать? Пытать его каленым железом? Загонять иголки под ногти? Или сразу — четвертовать?!..
Врач закусывает губу.
— Это негуманно, — говорит он.
— А то, что преступник, укрывшийся в теле этого мальца, задумал пустить в тартарары всю планету, — по-вашему, гуманно? — огрызается Астратов. — Не забывайте, что лежит на другой чаше весов, уважаемый гуманист! А если не хотите участвовать в операции — это ваше право, можете быть свободны! Я никого не держу!.. Это я так, к слову…
Очкастый молча отворачивается и возвращается на свое место.
— Почему у объекта закрыты глаза? — осведомляется, ни к кому конкретно не обращаясь, «раскрутчик». — Приведите его в чувство! Вы же сами сказали, что у нас мало времени, черт побери!..
«Спокойно, Юрий Семенович, спокойно, — говорит в микрофон Слегин. — Не форсируйте события».
Астратов косится в нашу сторону и нехотя кивает: мол, понял, но как тут не удержаться от эмоций?
Тем временем сразу по двум трубкам внутривенного вливания льется жидкость разных оттенков — и «ребенок» открывает глаза.
— Голова, — жалобно произносит он. — Очень болит голова…
— Сейчас это пройдет, — спокойно сообщает ему Астратов. — Разумеется, если вы соберетесь с силами и правдиво ответите на мои вопросы. Итак, ваша фамилия?
— Кузнецов, — после паузы говорит Кузнецов. — Меня зовут Олег Кузнецов…
— Это ваша настоящая фамилия? Пауза становится дольше.
— Нет, — в голосе лежащего в кресле слышится такая нечеловеческая усталость, от которой по моей спине бегут мурашки. — Это — по документам…
«Неужели?!.» — проносится в моей голове. Момент истины настал?!.
— Продолжайте, — требует Астратов. — Как вас зовут на самом деле?
— Олег, — вновь говорит «ребенок», Астратов с досадой бьет кулаком по колену, но «объект» тут же добавляет: — Олег, но фамилия — другая… Мостов. Олег Мостов…
— Зеленый — сто! — слышится голос оператора «определителя достоверности». Слегин щелкает клавишами, лихорадочно задавая поиск по базе данных в терминале компьютера.
— Мостов? — переспрашивает Астратов. — Ладно… Тогда скажите, почему вы так упорно скрывали свою настоящую фамилию?
— Я работаю на Главное разведывательное управление Евро-Наций, — говорит, еле двигая губами, тот. кто назвался Мостовым. — Подразделение «икс»… миссия глубокого залегания… Я выполнял очень важное задание.
— Зеленый — сто, — подтверждает «детектор лжи».
Ух ты!
Мы со Слегиным переглядываемся. Теперь понятно, почему он финтил и запирался. ГРУ — это серьезно. Тем более — «люди икс». Специальные агенты для выполнения сверхсекретных заданий. Говорят, что перед каждой миссией их сознание зомбируют, формируя несколько личностных уровней, на каждом из которых они — совершенно разные люди.
— И что это за задание? — вкрадчиво спрашивает Астратов.
— Не помню, — с готовностью откликается Кузнецов-Мостов.
И почти одновременно с ним Слегин говорит в микрофон:
— Есть такой. Юрий Семенович. Мостов Олег Феликсович, пятьдесят второго года рождения… окончил… ну, это неважно… С ноль четвертого года состоит в штате ГРУ… Награжден орденами и медалями… Пропал без вести пять лет назад. Семья получает пособие в размере полного заработка.
Астратов трет ладонями виски.
— Ну что ж, — глухо говорит он после паузы. — Значит, не желаете нам поведать подробности про ваше задание?
Мостов скрипит зубами так, словно его распиливают пополам.
— Много людей, — сообщает он, скашивая глаза на медиков. — Поймите, я не могу…
— Понимаю, — говорит Астратов. — И поэтому настаивать не буду…
— Вы кто? — вдруг спрашивает Олег.
— Отдел по борьбе с терроризмом, — представляется Астратов.
— А-а, — с облегчением прикрывает глаза «мальчик». — А я уж было подумал… Тогда слушайте… Вам я могу сказать… пока не поздно… — Дыхание его внезапно начинает учащаться, а голос становится все тише.
— Юрий Семенович! — звучит голос кого-то из медиков. — Он близок к коме! Может, пора?..
— Подождите, — поднимает руку «раскрутчик». — Он хочет что-то сказать…
— Я был близок… — затухающим голосом шепчет Мостов. — Передайте нашим, пожалуйста. Слово в слово… Негус — пропасть — дистанция — коллоквиум — семнадцать — ускорение… Это — Код…
Голос его внезапно обрывается, и в тот же миг к креслу бросается команда реаниматоров.
Астратов сидит, ссутулясь, и отрешенно наблюдает, как медики пытаются привести «ребенка» в чувство.
«Блин горелый! — сокрушается Слегин. — Ну кто бы мог подумать, а?!.»
Я закусываю губу.
В камере раздаются тревожные голоса медиков:
— Пульс — сорок пять!.. Давление в левом желудочке — ноль целых три десятых!..
— Двести сорок — разряд!..
— Надо попробовать антидоты!..
— …все-таки аллергия?..
— …такого в моей практике еще не было!..
— Выводим, выводим…
— …некротические бляшки в правом полушарии…
— Триста пятьдесят!.. Разряд!..
— Что вы делаете?!.. Сожжете кожу!..
— …нет выхода… Давление падает…
Астратов встает, шатаясь, как пьяный.
— Есть!.. — слышится чей-то голос. — Давление стабилизируется!..
— Группа «эр», — командует Астратов, — давайте возврат.
Вспышка «фонаря». Тишина.
Потом врачи расступаются, и я вижу между ними бледное детское лицо. Мальчик открывает глаза, но взгляд его пуст и бессмыслен.
— Олежек, — говорит все та же женщина-психолог. — Ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?
Ребенок открывает рот и нечленораздельно мычит нечто вроде: «Ы-у-а…» — Что с ним? — спрашивает в пространство Астратов. Все молчат. Потом доносится явственное журчание, и кто-то уныло констатирует:
— Похоже, теперь он обречен всю жизнь страдать энурезом…
— Если бы только энурезом, — с горечью говорит тот врач в очках, который осмелился возражать Астратову. — Дебилизм, слабоумие, психопатия — вот что мы ему подарили…
Юная медсестера всхлипывает и выбегает из камеры.
— Что ж, — цедит угрюмо Астратов сквозь зубы. — Зато, по крайней мере, мы получили ответ на наши вопросы…
Все молчат, и тогда он взрывается: . — И не надо на меня смотреть, как на какого-нибудь палача-
