Зазвонил визор.
Люция подбежала к аппарату, стоявшему на специальной подставке в углу и спросила: «Кто это?». Помолчала и опять: «Алло, я ничего не слышу».
Я поднялся и решительно пересек комнату. Экран был мутным, а в динамике шуршали непонятные звуки. Как будто кто-то с усилием дышал в микрофон.
– Слан? – не своим голосом осведомился я. – Это ты?
Никто не ответил и на этот раз, но по моей коже побежали мурашки.
– Слан, – повторил я.
Из динамика ударила пулеметная очередь коротких гудков.
Я утопилклавишу прекращения сеанса связи и взглянул на Люцию.
Выражение ее лица было по-прежнему задумчивым и строгим.
– Это я убила его, – вдруг ровным голосом сказала она. – Своими руками, Рик.
В стереовизоре что-то взорвалось, и тотчас кто-то завопил дурным голосом.
– Лю, – сказал я, – не дури. Я сейчас уйду, а ты примешь успокоительное и ляжешь спать, хорошо?
– Я никому не говорила, что Слан живет у тебя, – не слушая меня, продолжала она. – Просто- напросто я сама пришла к нему прошлой ночью и убила его.
Я вернулся к столику, машинально взял с подноса ее стакан и залпом опрокинул его в себя. Перед глазами все качалось и расплывалось, но не от того, что я слишком много выпил.
– Так, – сказал я, стараясь держаться так же безумно-спокойно, как она. – Допустим. Расскажи тогда, каким образом ты это сделала.
– Я дала Катьке на ночь чуть-чуть снотворного, – сказала она, обхватив себя руками, словно ей было холодно. – Чтобы она случайно не проснулась ночью. Потом добралась туда на такси. Постучала. Слан на цыпочках подкрался к двери, пытаясь понять, кто к нему заявился среди ночи. Тогда я окликнула его по имени, и он открыл. Мы прошли в комнату. Потом он стал вдруг меня целовать, но мне он уже стал к тому моменту так противен, что я не выдержала. Я схватила нож и ударила его…
– Сколько раз? – перебил я ее, все еще надеясь на то, что она наговаривает на себя под влиянием шока.
– Я не считала… Но много… Кажется, семь или восемь… Он упал. Потом приподнялся и, цепляясь рукой за стену, попытался куда-то пойти, но я… Я перерезала ему горло, и тогда он упал – уже навсегда…
Я вскочил и закружил по комнате. Подскочил к стереовизору и хотел выключить его, но в последний момент передумал.
– Но зачем, зачем ты это сделала, Люция? – спросил я.
– Он стал мне противен, – повторила она, будто это детское объяснение могло действительно служить веской причиной, чтобы отправить на тот свет своего «единственного и неповторимого».
Некоторое время я беззвучно разевал рот, подобно рыбе, выдернутой из воды, не в силах что-либо сказать или спросить.
– Лю, – наконец, удалось мне выдавить из себя так, как выдавливают зубную пасту из тюбика, – Лю… ты…
Она подошла ко мне совсем близко-близко, взъерошила мои волосы и, грустно улыбнувшись, опять сказала не то, что я ожидал:
– Пора тебе стричься, Рик.
По всем канонам мелодрамы я должен был обнять ее в этот момент, прижать к своей груди и, осыпая поцелуями, восклицать: «Любимая моя, я не выдам тебя!», однако руки мои почему-то висели, не поднимаясь, будто их сковал паралич, а в голове звенел чей-то противный насмешливый голос: «Не влезай на жену – убьет!.. Убьет!.. Убьет!»…
Люция отпустила мои волосы и быстро вышла из комнаты. Мне было ясно, куда она направляется. Она идет на кухню за ножом, чтобы вернуться и прикончить меня. Ведь я – единственный, кто может выдать ее полиции. А попадать в тюрьму ей сейчас совсем не с руки… На кого тогда останется ее Катька? Ведь ни в этом городе, ни где-либо еще у Люции больше никого нет, Рик как-то говорил мне об этом…
Проклятье, что за дурацкие мысли лезут тебе в голову, Рик?
И, тем не менее, я так и сидел, оцепенев, и если бы она в самом деле решила бы в тот момент убить меня так же, как Слана, ей без труда удалось бы это сделать. Меня можно было брать голыми руками и вязать из меня самые замысловатые морские узлы…
Однако, она все не возвращалась в комнату, а потом я услышал, как в ванной хлещет струя воды и раздаются странные звуки.
Только уже выходя из квартиры, я понял, что означали эти звуки. Люцию выворачивало наизнанку так, будто она весь вечер накачивала себя виски, причем таким, каким торгует некий Фабиан…
Было уже около двух часов ночи, а город по-прежнему душила невидимой удавкой жара.
Я шел через сквер, направляясь домой. Когда-то здесь было очень красиво, деревья и кусты были ухоженными и аккуратно подстриженными, посередине, в центре круглой песчаной площадки, бил фонтан, и в любое время года здесь пахло цветами.
Теперь кусты разрослись непроходимыми зарослями, у фонтана засорился сток, и его отключили, чтобы не подвергать сквер потопу, а вместо цветов по ночам все чаще пахло всякой дрянью.
На скамейке у бара «Ходячий анекдот» сидел Вел Панин по кличке Хиромант. В одной руке у него торчал стакан, а другую он тщательно изучал при свете фонаря.
Услышав мои шаги, он с видимым сожалением оторвался от изучения линий на своей ладони, поднял голову и меланхолично кивнул мне в знак приветствия.
– Там, внутри, – не продыхнуть, – сообщил он. – Никогда еще не видел такое количество пьяниц на сантиметр квадратный…
Я машинально сел рядом с ним, и он почему-то подвинулся, будто нам двоим могло не хватить места на скамье.
Из бара доносились залпы турбомузыки. Сквозь переплетение ветвей проглядывали ярко освещенные окна, в которых конвульсивно дергались скорченные силуэты. Я представил, что сейчас там творится. Скорее всего, кондиционеры не справляются с нарастающим повышением температуры от обилия разгоряченных тел, и Авер встречает каждого нового посетителя незатейливой шуткой: «Сегодня, в нагрузку к напиткам, мы предлагаем бесплатно попариться в хорошей сауне!»…
– Что сообщают? – спросил я Вела, чтобы поддержать разговор.
Вел с неохотой оторвался от своей длани.
– Кто? – осведомился с удивлением он.
– Линии на твоей ладони, – пояснил я.
– А-а, – протянул он. – Пьешь, говорят, слишком много. – Словно в подтверждение этого тезиса, он глотнул судорожно из стакана. – И куришь много. И психуешь слишком много. – Последнее едва ли могло быть справедливым по отношению к нему. – В общем, плохи мои дела… Старею, брат. В один прекрасный день буду в отцы тебе годиться.
– А я, по-твоему, не старею?
– По-моему, ты сейчас – свеженький, как огурчик. – Вел опять отхлебнул виски и, прежде чем проглотить его, с шумом прополоскал им рот.
Я вспомнил события этого нелепого, сумасшедшего дня и только криво усмехнулся. Сказать мне на это было нечего. Не рассказывать же Велу про Слана и Люцию!..
– И вообще, – продолжал Вел, – этот город не должен был существовать, Рик. В один прекрасный день Земля повернется другим боком, и все мы, живущие здесь, посыплемся с планеты в тартарары, как игрушки, которых высыпали из ящика…
– Не расстраивайся, – сказал я. – Такое бывает только на рубеже столетий, как утверждают астрологи, а до конца века еще далеко.
Вел нахмурился и взглянул на меня исподлобья.