— А то… Ты же меня с Черепом увидела… Значит, Ефиму рассказала. И все как по писаному пошло: связной исчезает, тачку грохают, а я крайний…
«Что за манера, — подумала я с досадой, — выражать свои мысли столь убогим способом? Вот что он сейчас сказал? Печенкой чую, сказал что-то важное, но как это на русский перевести?» Я уставилась задумчивым взглядом на окошко, всеми силами стараясь не выказывать сильной заинтересованности. Самое замечательное было в том, что сейчас рушились абсолютно все мои представления о происходящем. Если верить Седому, то сделки, после которой и начались все проблемы, не было вовсе. Тогда никто не мог поменять «дипломаты». И никто не мог потребовать вернуть изумруды…
— Скажите, пожалуйста… — вкрадчиво протянула я, заметив, что Седой не столько злится, сколько усиленно скрипит мозгами. — А почему не было сделки?
— Почему? — Он зло рассмеялся. — Да потому что покупателей встретили на узенькой лесной тропке и разнесли их машинку к едреной бабушке в кровавые клочья!
Ясно, деточка?
— Ясно, дяденька… — Я поскребла в затылке и опомнилась. Сейчас подумает, что я над ним издеваюсь! Ой! То есть извините… А-а.., все подумали, что это вы сделали?
— А все подумали, что на машинку я навел… Спрашивай еще, любознательная моя…
Я и сама понимала, что меня уже несет, но остановиться не могла.
— А-а… Белый — это не покупатель?
— Нет.
— А-а…
— Уважаемый человек. Договаривается с продавцом, договаривается с покупателем. Встречу устраивает на своей территории. Обговаривает все мелочи. И его человек в определенное время сообщает сторонам все условия. Продавец и покупатель встречаются только в момент сделки. Проблем нет, все довольны, каждый получает то, что хочет.
Рассказывал Седой замечательно, подробно и понятно, я слушала в оба уха, всячески стараясь отогнать назойливую, словно весенняя муха, мысль: а чего это вдруг он так откровенничает? Изведясь в конце концов этим вопросом и видя, что искренность собеседника иссякает, проникновенно спросила:
— А зачем вы меня сюда привезли? Я-то Вам зачем?
Ласково кивнув головой, Седой пояснил:
— Если б ты спросила Ефима, знаешь, что бы он сказал? «В пасьянсе каждой карте свое место. И свое время…» И коли ты до сих пор живая, значит, нужна…
Я отпрянула и неожиданно громко икнула. Седой глянул удивленно и раздраженно бросил:
— Ты мне сегодня чаю нальешь или нет?
— Пожалуйста, пожалуйста, — зачастила я, бестолково гоняя посуду по столу, — вот чай, вот сахар…
Ближе к вечеру в мою комнату снова заглянул Мамонт.
— Эй, — позвал он негромко, — не спишь?
Я оторвала голову от подушки и глянула на радостную физиономию. Какой тут сон! Битых три часа, а то и больше, я ворочалась с боку на бок, вздыхала и маялась.
— Нет, — отозвалась я, — тебе чего?
— Ребята жрать хотят…
Вот прорва! Нет, это просто беспредел какой-то!
В туалет выпускают по расписанию, из комнаты выходить не дают, а готовить им бегай по первому зову! Рожи наели — в дверь не пролезают…
— Нет, — буркнула я, демонстративно отворачиваясь к стене, — не пойду.
— Да ну? — обрадовался Мамонт и просочился в комнату — А у меня самые широкие полномочия!
— Умное слово выучил?
— Ага! И тебя могу научить. Если много говорить будешь…
— Спасибо, не надо. — Решив не дожидаться, пока он стащит меня за ноги, я встала с кровати самостоятельно.
Спускаясь вниз по лестнице, отметила, что свет горит только в коридоре, гостиная, веранда и кухня тонули во мраке. Перешагнув порог кухни, я остановилась. Но вот глаза привыкли к темноте, и я увидела Семена, сидящего в углу возле окна.
— На ночь есть вредно, — с достоинством сообщила я, шаря рукой в поисках выключателя, — поэтому я с удовольствием приготовлю вам макароны с тушенкой.
Мой нахальный монолог остался без ответа, я не обиделась и принялась молча громыхать посудой. Приготовление кулинарного шедевра, предложенного мной, много времени не заняло, вскоре я водрузила на середину стола обшарпанную кастрюльку, объявив:
— Готово!
Соответствующей реакции не последовало; решив не впадать в панику раньше времени, я аккуратно расставила тарелки и разложила вилки. Ножи, памятуя о склонностях гостевого состава, вытаскивать поостереглась.
Потоптавшись еще немного возле плиты, я присела к столу, делать уже было нечего, а спросить, можно ли вернуться в спальню, честно сказать, побоялась. В доме буквально звенела напряженная до предела тишина, глянув в темное слепое окно, я поежилась. В этом окошке я не то что как на ладони, я как бабочка из коллекции, намертво пришпиленная булавкой.
— Ешь… — вдруг тихо раздалось из угла.
Отказываясь верить своим ушам, я покосилась на вросшего в стенку Седого.
Однако язык мой отказался произнести решительное «нет!», ноги задрожали, а глаза предательски набухли.
— Ешь… — снова нараспев прошипел Седой и ободряюще добавил:
— Замочу…
В углу произошло плавное, едва заметное движение.
Ведь знала я, что не следует еще раз туда смотреть, но то ли проклятое любопытство, то ли глупость опять взяли верх, и я повернула голову. Теперь правая рука Седого расслабленно лежала на углу стола, а указательный палец кокетливо поигрывал на курке пистолета. Небрежно развернутый в мою сторону ствол завораживающе смотрел мне в грудь блестящим черным зрачком. Это новое, доселе никогда не испытываемое ощущение заставило вдруг мою руку потянуться вперед и крепко вцепиться в горячую ручку кастрюли. Придвинув ее к себе, я медленно и аккуратно наполнила ближайшую тарелку, бессознательно отмечая, как Седой удовлетворенно качает головой в такт моим движениям. Облезлая алюминиевая вилка, изрядно потрепанная жизненными невзгодами и пренебрежительным отношением хозяев, больно стучала по зубам, и макароны большей частью валились мне на колени. Согнувшись над тарелкой едва ли не крючком, я щедро поливала свой незапланированный ужин беззвучными горькими слезами, безрезультатно силясь пропихнуть что-нибудь внутрь протестующего желудка.
Не знаю, сколько длилась эта пытка, большая часть макарон уже переместилась с тарелки под стол, когда Седой вдруг подал голос:
— Ну?
— Нету. Пусто, — пригнувшись ниже уровня подоконника, в кухню прокрался Ушастый, — Додон на крыше, Мамонт с Бурым во дворе.
— А где Серый?
— На веранде… Может, сюда еще Лимона поставить?
— Нет. Пусть Леха встанет в коридоре…
— Да не дойдет он до крыльца, Семен. Сюда заглянет, не Мамонт, так Бурый его снимет. Не первый раз замужем…
— Ты, крендель псковский, зубы-то не скаль… — Услышав интонацию Седого, я всерьез озаботилась: не присоединиться ли мне к лежащим под столом макаронам? — Это ты бы сразу ломанулся под окошко подглядывать. А что он сделает, один он и знает… Ты меня хорошо понял?
— Хорошо, — буркнул Ушастый, было видно, что слова Седого его здорово задели, — только тут тоже
