— Как так? — спрашивает Серёжа.
— Так-так, — отвечает будильник.
И вдруг Серёжа видит — облачко уже не облачко, а календарь, и на нём уже не девятнадцатое декабря, а двадцатое, и не понедельник, а вторник.
— Вторник! — так и ахнул Серёжа. — Я два дня потерял!
Тут в самолёте что-то стукнуло, самолёт завертелся, Серёжа вскрикнул и открыл глаза.
Над ним стояла мама.
— Что с тобой, сынок? Ты чего испугался?
— А какой сегодня день? — спрашивает Серёжа.
— Воскресенье.
— Вот хорошо! — говорит Серёжа. — Значит, я ещё не совсем потерял вчерашний день, то есть сегодняшний?
— Почти потерял, — говорит мама. — Ну да уж ладно. Догоняй его, пока он и вправду не стал вчерашним.
— Так-так, — сказали часы.
Календарь ничего не сказал, но думал то же самое. Это был очень умный отрывной календарь. Он много знал, да помалкивал.
Семь рассказов
Первое сентября
— Бабушка, мама уже дома? — спросила Катя Снегирёва, кладя в передней на стул школьную сумку.
— Нет ещё. Она сегодня работает с утра, — сказала бабушка.
— А Таня?
— Ну, Таня вернётся ещё не скоро.
— А Миша?
Бабушка пригладила маленькой морщинистой рукой растрепавшиеся Катины волосы.
— Только что привела его, — сказала она, любуясь своей загорелой светловолосой внучкой. — Сидит рисует. А ты пойди переоденься. Формочку повесь в шкаф. И Мише скажи — пусть переоденется.
Но Кате хотелось сейчас не переодеваться, а рассказывать про то, что было сегодня в школе.
— Знаешь, бабушка! — начала она. — К нам новенькая поступила, Наташа. Она на год старше меня. Ей одиннадцать лет. Мы с ней уже подружились.
— Это хорошо, — сказала бабушка. — Знаешь, что старая пословица говорит: «Нет друга — ищи, а найдёшь — береги».
Катя кивнула головой и продолжала:
— Людмила Фёдоровна говорит, что я стала коричневая, как жёлудь. А Настенька Егорова ещё больше загорела, чем я, — она в Артеке была! В Крыму! А Наташа Рябинина, новенькая, учится ещё и в музыкальной школе!
Кате хотелось обо многом рассказать бабушке, но в эту минуту в переднюю вбежал Миша.
Это был круглоголовый мальчик с тёмной чёлкой на лбу. В курточке с белым отложным воротником и в длинных отутюженных брюках он выглядел настоящим школьником.
— Мне бабушка книжку подарила! — закричал он. — Называется «Пушкин». А Наталья Петровна сказала, что я немножко грамотный. «Немножко» тоже считается! Она меня похвалила за стихотворение! А один мальчик — Шаповалов, такая у него фамилия, сказал, что он грамотный, а он только одну букву знает: «О». Но всё-таки его тоже похвалили. За стихотворение и за сидение.
— Как это за «сидение»? — спросила Катя.
— Он сидел хорошо.
— Эх ты, первачок-новичок!.. — сказала Катя.
— А ты у нас больно взрослая! — оборвала её бабушка.
Но Миша не обиделся на Катю.
— Когда урок кончился, — продолжал он, — Наталья Петровна нам сказала: «Идёмте на перемену». Мы пошли, а наперемена — длинная-предлинная, прямо как улица!
— Это ещё что за «наперемена»? — спросила Катя и переглянулась с бабушкой.
— Коридор, — объяснил Миша. — А хочешь, я покажу тебе, что я нарисовал?
И Миша потащил Катю за руку в комнату.
— Вот смотри! Нарисовал картину!
Рисунок изображал большой дом. Над домом висело огромное красное солнце, а по направлению к дому, держась за руки, похожие на палки, шли два человечка: один — повыше, другой — пониже.
— Это что за мурзилки? — спросила Катя.
— Какие мурзилки! — недовольно сказал Миша. — Это мы с бабушкой идём в школу. Вот бабушка, а вот я.
— А что это за большая жёлтая нога?
Миша возмутился:
— Это совсем не нога! Это дорога. Бульвар.
— А почему у этого человечка в руке чемодан?
— Это не чемодан! Это мой портфель.
Катя перевернула страницу альбома:
— Вот это получилось прямо замечательно! Это, наверно, твой класс? Особенно хорошо окна нарисованы.
В альбоме вдоль всей страницы были нарисованы треугольники парт, густо заштрихованные чёрным карандашом. За партами торчали какие-то не то человечки, не то зверьки с острыми мордочками. А перед ними стояло странное, тоже треугольное, существо с острым носом, в чёрной юбке и в синей кофте.
— Это ещё что за чучело? — спросила Катя. — И почему у него только одна рука?
— Сама ты чучело! — крикнул плачущим голосом Миша.
Тут в комнату вошла бабушка. Она тоже взглянула на Мишины рисунки.
— Это Наталья Петровна, — объяснил Миша. — Наша учительница. Другой руки тут не видно. — И, подумав, он грустно добавил: — У меня люди ещё не очень хорошо получаются.
— Ничего, голубчик, научишься рисовать и людей, — подбодрила его бабушка. — А пока скорей переодевайтесь, мойте руки и ставьте на стол тарелки. Я суп несу.
За обедом тоже только и было разговору что о школе.
— Наша новенькая, — говорила Катя, — болела очень долго, и мама решила оставить её на второй год. Раз болела, значит, не второгодница? Ведь каждый заболеть может. Правда, бабушка? Новенькая, и всё! А ребята спрашивают: «Почему же ты такая румяная, если болела?» А если она от природы такая?
