отчетливо и надолго.
«Она не была пьяной», – вдруг понял Семен. Странно, но, несмотря на два десятка лет, отделявших его от того события, эта мысль принесла ощущение радости. «Конечно, – подумал Семен, – она прошла сквозь портал и вернулась обратно в тот же день. Часов шесть прошло, наверно. Вот и шаталась. Если Оскар прав, могла и с ума сойти. Стоп! А ребенок?»
Семен улыбнулся: неправильность, раздражавшая его при каждом обдумывании разговора с Оскаром, наконец проявилась. Ребенку, по воспоминаниям, было года два-три, ну не больше пяти. В соответствии с «проблемой релаксации» пятилетнему ребенку, в один день дважды прошедшему портал, никак не полагалось радоваться жизни. Видимо, есть какие-то исключения. Возможно, дело в том, что ребенок по пути «туда» спал? Или – возник еще вариант – ребенок недоразвитый, проще говоря, даун? У них же как раз проблемы с обучаемостью, значит, наверно, и портал воздействует слабее. «Прав ВэВэ, надо будет книжки почитать, – решил Семен. – Хотя, вообще, странно, как это ее два раза в день в портал пустили. Да еще и с ребенком». Усмехнулся воспоминаниям: что-то тут нечисто.
Много позже Семен не раз задумывался над тем, как все сложилось бы, не повстречай он тогда Оскара. Он ведь собирался все рассказать шефу. Смог бы он сопоставить факты и понять то, что, несомненно, понял Оскар? И было ли уничтожение Сорок седьмого следствием действий Оскара или произошло по какой-то другой причине? Наверно, все могло бы пойти по-другому, если бы не случай. Одно из тех простеньких, незаметных, случайных событий, за которыми потом, иногда годы спустя, отчетливо видна рука Судьбы. Семену случайно встретился Оскар. На железнодорожном вокзале.
У Семена дома кончилась картошка, и он собирался проведать бабу Настю, у которой в последнее время покупал всякие дары сада и огорода. Сам Семен, по причине в основном природной лени, садом обзаводиться не собирался и все необходимые для нормального питания фрукты, овощи и прочие корнеплоды покупал у частников. С бабой Настей – маленькой сухонькой старушкой с повадками сверхзвукового истребителя – Семен познакомился на рынке три года назад и был сразу покорен ее оптимизмом и неукротимой энергией. Узнав, что старушке далеко за семьдесят, Семен удивился: бойкая говорливая бабулька никак не походила на развалину, каковыми, по мнению Семена, должны были быть все, умудрившиеся дожить до таких лет. Еще больше удивился, узнав, что она одна обрабатывает сад в десять соток. Позже Семен удивляться перестал. Энергии бабы Насти хватило бы на троих и еще бы немного осталось. Летом она возилась в саду, собирала грибы и ягоды, зимой шила, вязала и вышивала, делала из заготовленных припасов сотни банок икры, салатов и лечо. И во все времена года являлась сушим проклятием для всех социальных организаций, имеющих к ней хоть самое малое отношение. Впервые попав к бабе Насте домой и обратив внимание на характерный узкий высокий сейф, Семен узнал, что баба Настя еще и охотница. Правда, в последнее время на охоту не ходит: «Старая стала, – пожаловалась она, возясь на балконе среди необъятных запасов всяких солений и варений. – Сентиментальная, как институтка, – сообщила, проносясь мимо с пятилитровой банкой в руках. – Подстрелю зверюшку, посмотрю, и так жалко становится, аж слезы на глаза наворачиваются, – донеслось из кухни. – Терпела, терпела да и бросила. На рынке теперь мясо покупаю». Баба Настя прошла всю Великую Отечественную от Москвы до Берлина, причем не абы как прошла, а в полковой разведке. Это, впрочем, Семена уже не удивило: если предположить, что в молодости у нее было энергии не меньше, то оставалось только посочувствовать бедным фрицам, имевшим злое счастье оказаться у нее на пути.
Дома бабу Настю Семен не застал, что, учитывая ее характер, было неудивительно. В обычный день Семен купил бы пару кило на ближайшем малом рынке, но была суббота, и он решил проехаться до огорода бабы Насти. А не окажется ее там, так хоть прогуляется, свежим воздухом подышит. В отличие от большинства местных огородников, имевших участки под городом, в Выселках, у бабы Насти огород был далеко – в двадцати километрах от городской черты. И добираться туда надо было на электричке. Поэтому Семен поехал на вокзал.
И встретил там Оскара.
Что тоже не было событием из ряда вон – шадрики частенько катались на электричке, и причиной тому была вовсе не их любовь к железнодорожному транспорту. Просто через три остановки идущая к Саратову электричка выходила на берег Волги. И для шадриков, живущих в степи (которую многие назвали бы пустыней), это было зрелище похлеще, чем египетские пирамиды для среднего россиянина. Поэтому, увидев на перроне знакомую фигуру, Семен ничуть не удивился. Зато удивился Оскар:
– Шадрик, Семен. Неужели тоже решил посмотреть, не вытекла ли, наконец, вся эта вода?
– Шадрик. Да нет, мне совсем в другую сторону, я за картошкой поехал. А вот ты чего едешь? Ты-то давно уже здесь, мог бы и привыкнуть.
– Головой я привык. Я знаю, что эта уйма воды текла там тысячу лет и будет течь еще тысячу. Сердцем привыкнуть не могу. Ты этого не поймешь. Чтобы это понять, надо, чтобы сто поколений твоих предков жили там, где вода бывает только в виде лужи на дне колодца в два человеческих роста.
– Тяжелый случай, – улыбнулся Семен.
Но Оскар был настроен серьезно:
– Вода – сокровище. Нет воды – беда. Случалось, в жаркие годы целые селения вымирали из-за того, что высыхали колодцы. Ты не знаешь того, что чувствует сердце, когда однажды утром вода в колодце не покрывает тот камень, который она покрывала вчера. Я смотрю на вашу воду, и сердце радуется: воды много, значит, все будет хорошо. Ты не поймешь.
Семен помолчал. Ему надо было на другой перрон, но до его электрички оставался еще почти час, и Семен вдруг спросил:
– А если через портал спящего пронести, ему можно будет назад быстро вернуться? А если дур… слабоумного то есть через портал провести?
Оскар удивился:
– Ты странные вопросы задаешь. Не знаю. Ты бы лучше у своих спросил, они скорее знают.
– Да я и собираюсь. Просто так, на всякий случай спросил, вдруг слышал чего.
– Нет, не слышал. И почему тебе это вдруг интересно стало? Ученым решил стать?
– Да нет, припомнил тут кое-что, – и Семен рассказал свое воспоминание о мамаше с ребенком.
Оскар задумался:
– Не понимаю. Наверное, ты ошибся. Прошлое – странная вещь. И память – тоже странная вещь. А две странные вещи – совсем непонятная вещь. Ведь ты говоришь, это не здесь было?
