уважаемый был клиент. Ребята, уберите...
Повинуясь знаку его тощей, как птичья лапа, руки, вышибалы поволокли Бульдога прочь из зала, другие вампиры-игроки убрались от греха подальше сами. Прикрыв за ними дверь, Дженго с наигранным радушием раскрыл мне объятия:
– Кого я вижу, чёртики-блевотики! Ну пойдём, мать, пойдём, есть одна темка...
Глава 25. Благородство и предательство
Так и оказалось: Аньези впустил меня неспроста. Но сперва я попросила, чтобы отыгранных мной людей выпроводили из казино. Только убедившись, что все они покинули опасное заведение, я поднялась с Дженго в его кабинет.
– Ну, сознавайся, зачем пожаловала в наши края? – лукаво сощурившись, спросил он.
– Да вот, сыграть что-то захотелось, – уклончиво ответила я.
Дженго хитро погрозил тощим когтистым пальцем.
– Э-э, нет, мать, меня не проведёшь... Слухами земля полнится. Болтают, что ты прикончила сынка самого лорда Немета?
– А ты поменьше верь слухам, – ответила я. – Что у тебя ко мне за разговор?
Дженго с хлопком соединил ладони, потёр их друг о друга.
– Да вот, понимаешь ли... Деликатного свойства дельце. Что ты скажешь на то, чтобы выполнить разовую работу охотника?
Я прикинулась удивлённой.
– Ты хочешь меня нанять, чтобы убить своего собрата?
Дженго сморщился, как сушёный кальмар.
– Да нет... Не убить, а только пригрозить убийством. Ну, и хорошенько отмутузить, как ты это умеешь.
– Что, твои громилы оказались бессильны? – усмехнулась я.
Дженго развёл руками.
– Этот придурок их как младенцев сделал.
– М-м... Серьёзный тип, – нахмурилась я. – А кто это и чем тебе насолил?
– Старый, выживший из ума грёбаный кровосос... Старше самого дьявола. Массимо Инганнаморте. Повадился убивать моих девочек, понимаешь.
Дженго содержал не только казино, но и публичный дом. Все его проститутки были человеческими женщинами: для женщин-вампиров он считал это слишком низким занятием. От клыков Массимо погибло уже пять девушек. Дженго сообщил мне место его обитания – заброшенный и полуразвалившийся особняк на окраине города.
– Этот проклятый старый «чёрный вдовец» быстр, как мысль, – предупредил он меня. – Даже для вампира это нечто фантастическое. После того как в тысяча восемьсот хрен знает каких годах от рук охотников отправилась в небытие его жена, старик тронулся умом. Жаль его, конечно, но при чём тут мои девочки? Если ты вырвешь его треклятые клыки и принесёшь мне – заплачу тебе по-королевски. Тебе, наверно, сейчас денежки-то не помешают...
Я решила наведаться к старому вампиру: если дело выгорит, он станет моим номером шесть. Такой древний кровосос стоил трёх молодых.
То, что когда-то носило гордое название особняка Инганнаморте, сейчас представляло собой жалкое и жуткое зрелище. Труп дома или, точнее, мумия – так, наверное, можно было назвать эти развалины. Когда-то их хозяин процветал, блистал в вампирском обществе, но сейчас он влачил существование кладбищенского вурдалака, а дом пришёл в запустение и начал разрушаться. Рассветные лучи солнца озаряли обнажённую кирпичную кладку на разломах, а оплетающая ветхие стены ползучая роза сверкала алмазами росы. Романтичное и грустное зрелище – как и история хозяина этого дома.
Я нарочно отправилась к Массимо на рассвете: я-то солнца не боялась, а он его не выносил, потому и спрятался где-то в погребе. Но вот загвоздка: бродя по комнатам и прикасаясь к растрескавшимся стенам, я ощущала всей душой боль и горе их хозяина. Думаете, вампиры не способны на чувства? Ну, значит, вы ничего о них не знаете...
Каждый сантиметр здесь был пропитал болью. Действительно, можно сойти с ума, если вариться в этом каждый Божий день (или, точнее, ночь) на протяжении почти двух веков. Потеря любимого существа подкосила Массимо, он утратил смысл и просто жил по инерции, не интересуясь ни настоящим, ни будущим: мыслями он остался в прошлом, когда его любимая была жива...
Всё-таки иногда тяжело быть эмпатом... Испытав всю боль этого существа, я сожалела о своём охотничьем прошлом. Я убивала их... А у них оставались те, кто по ним тосковал. Но, охотясь, я задвигала своё сострадание так далеко, как это было возможно: для меня они были паразитами, просто кровососами. Врагами. Монстрами. Так сильно было влияние Кельца, его непримиримой страсти и безжалостности, что я не задумывалась: а может, им тоже больно? А может, они тоже умеют любить? Особенно те, кто был не рождён вампиром, а стал им – в них оставался призрак человека.
Массимо не был рождён монстром. Когда-то он был человеком – вполне благополучным и обеспеченным, но имел глупость влюбиться в вампиршу. Чтобы навеки остаться с ней, он сам пожелал обращения. Как ни жестока, как ни ветрена и стервозна была его возлюбленная, он души в ней не чаял. Как говорят: любят не за что-то, любят – вопреки... А когда она погибла, его жизнь остановилась.
И вот, я сидела в зале для торжественных приёмов – пустом и сером, с потрескавшимися и частично обрушившимися колоннами... Когда-то здесь горели свечи в канделябрах, сверкали зеркала, звучала музыка, танцевали пары. Сейчас же тут гулял лишь ветер, гоняя с шуршанием прошлогодние листья. Разбитые люстры лежали на полу, оплетённые тенётами и обросшие пылью, мебель была вся разворована, и на месте прежней роскоши были только гниль, прах и труха. Обиталище скорби. По моим щекам катились слёзы, но не мои, а этого места. Столько в развалинах скопилось страдания, что, находясь здесь, нельзя было не плакать.
Вдруг гулко раздался голос:
– Я благодарен вам...
Я вздрогнула, увидев перед собой мужскую фигуру с длинными спутанными волосами, в каких-то полуистлевших лохмотьях непонятного цвета. Лишь ветхие остатки кружев напоминали о давно ушедшей эпохе, когда дорогая ткань рубашки белоснежно сияла, а кружева эти блестели золотыми нитями. Непростительно долго я провела в размышлениях, погружаясь в память этого места, и пропустила наступление темноты, а с ним и выход хозяина дома из его дневного убежища.
– Благодарю вас за эти слёзы... Сам я уже давно утратил способность их проливать... Некому было нас оплакать... а вы это сделали. Спасибо.
Его меланхоличный голос был глубоким, приятным, мелодичным. Он принадлежал не чудовищу, а человеку. Честно говоря, я представляла себе Массимо высохшим монстром, костлявой клыкастой нежитью, но передо мной был молодой мужчина приятной наружности, разве что только одетый хуже самого нищего бомжа и издающий запах затхлости и тлена. Видимо, он не мылся уже лет сто.
– Я так сожалею, – вырвалось у меня. – Простите меня...
– За что? – удивился он.
– От имени всех охотников, – сдавленно вздохнула я.
Тёмная тень старой боли застлала взгляд вампира.
– Пришли убить меня? – мрачно усмехнулся он. – Что ж, я даже рад такому обороту. Делайте своё дело... Я устал влачить это жалкое существование, а на самоубийство так и не смог решиться... Всегда был
