Апдейт консерватизма

отношениях между близкими людьми это вопрос такта и взаимного уважения, а не законодательного регулирования. Если же следовать «Конвенции», то ребенок и родители — это не «родные люди», как считалось испокон века, а партнеры в законодательно регулируемом отношении. В предыдущем разделе мы показывали, что брак — уже не вечный союз, заключенный на небесах, а договор сторон, принявших на себя определенные обязанности и ограничения, на юридическом языке — «сделка под условием». Выясняется, что такой же характер приобретают теперь и отношения родителей и детей.

И, разумеется, авторы «Конвенции» не забыли указать, что «государства-участники принимают все необходимые меры для обеспечения того, чтобы дети, родители которых работают, имели право пользоваться предназначенными для них службами и учреждениями по уходу за детьми». Замечательно, что это формулируется как право детей — право детей быть разлученными с матерью. Не понятно, чего больше в этом документе — лицемерия или жестокости по отношению к семье.

Разумеется, в «Конвенции» с избытком хватает разных высоких слов о том, что все это — «в наилучших интересах детей», не должно противоречить требованиям морали и нравственности, потребностям охраны природы и поддержания общественного порядка, направлено на защиту душевного и морального здоровья детей и т. д. и т. п. Но в реальной практике ювенальной юстиции все эти высокие слова становятся объектом практических интерпретаций судей и социальных работников, которые на основе своих, иногда не совсем адекватных представлений о должном и возможном, о том, какой должна и какой не должна быть семейная жизнь, о том, что вредит ребенку, а что не вредит, принимают роковые для детей и семей решения. Хотелось бы в этой книге оставаться на теоретическом уровне, исследуя развитие представлений о семье sine ira et studio, но невозможно не привести следующий фрагмент обоснования судебного постановления по делу директора школы-педофила в Ленинградской области, который, в частности, занимался изготовлением детской порнографии. Суд рассмотрел факты порнографических съемок тринадцатилетнего мальчика и счел, что «… во время фотосъемки полового возбуждения у него не возникало, какой-либо нездоровый сексуальный интерес не пробудился, какого-либо нарушения нормального сексуального развития не последовало»[86]. Педофил был оправдан. Можно сказать, конечно, что это судебное решение нарушает не только законы, но и нормы здравого смысла, и нельзя его приводить как пример действия ювенальной юстиции. На мой взгляд, все-таки можно, поскольку ее краеугольным камнем является неотъемлемое право ребенка, в том числе и тринадцатилетнего, на получение информации, в том числе и о половой сфере, и выбор форм и групп общения. Лишение его этой свободы противозаконно. Это то самое необходимое основание, которое легитимирует абсурдный приговор. Точно так же противозаконно содержание детей в условиях, делающих невозможным их полноценное развитие. Соответствующая статья имеется в «Конвенции о правах ребенка». На Ставрополье мать, одна воспитывающая шестерых детей, написала прошение о предоставлении жилплощади, поскольку семье было мало трех комнат, выгороженных в бывшей конюшне. Реакция соответствующих органов последовала быстро: органы опеки признали жилплощадь не соответствующей требованиям содержания детей, и… по решению суда мать лишили родительских прав и отняли детей, поместив их в приют. Потребовалось несколько лет и усилия десятков людей по всей стране, включая аппарат Уполномоченного по правам ребенка, чтобы это неправосудное, но идеологически легитимное решение было отменено.

Это только отдельные примеры, в целом же в ювенальной юстиции ярко выражены все современные тенденции семейного развития: ослабление семейных связей, разделение деторождения и материнства, освобождение женщины от семьи и, как конечная цель, огосударствление детей. Получается, что утопия Платона становится реальностью. И это без всякой иронии, и иногда даже кажется — без преувеличения.

Продуктивные, но бесплодные

Констатируя наличие такой тенденции — огосударствления детей, я вовсе не намерен предаваться модному ныне в России занятию — якобы либеральной критике государства за то, что оно, мол, стремится захватить в свои загребущие лапы все, что только может, и даже детишек — нашу гордость и надежду. Если оставить сейчас в стороне идейные истоки этой тенденции, а взглянуть на современную ситуацию, то легко обнаружить, что принятие государством на себя обязанности воспитания и образования детей — это не только и не столько результат его, государства, желания и стремления, сколько жестокая необходимость, вызванная тем, что дети оказываются, по существу, никому не нужны, кроме государства. Я просил бы, конечно, не истолковывать это суждение в буквальном смысле, как относящееся к каждой семье, каждому родителю и к каждому ребенку. Каждый родитель очень любит детей, каждая семья любит детей и заботится о них изо всех возможных сил, каждая женщина чувствует себя несчастной, если у нее нет детей, а каждый мужчина, еще не произведший на свет ребенка, в мечтах представляет себя гордым отцом. Вот только детей рождается все меньше и меньше. По данным, относящимся к одной из стран старой Европы (а эти данные сопоставимы с российскими), сейчас у каждых ста женщин рождается 66 дочерей, 44 внучки и 29 правнучек. А когда эти дети, эти внучки и правнучки, внуки и правнуки рождаются, родители как можно быстрее перекладывают их в услужливо подставленные руки государства. На вопрос «чей ребенок?» приходится ответить «ничей», он не нужен никому, кроме государства. Это и есть основная причина огосударствления детей.

У этой нелюбви к рождениям есть два глубоких основания. Первое — идеология самореализации, о которой мы много уже говорили выше. Вторая, о которой мы говорили меньше, — включения семьи и детей в экономическую калькуляцию жизни. С самореализацией это тесно связано. Повышение статуса предполагает рост доходов. Рост доходов предполагает повышение статуса. Поэтому самореализация — это еще и экономическая категория. Брачный рынок, как говорилось выше, побуждает не устанавливать прочных связей и не иметь детей. И то, и другое понижает ценность индивида на брачном рынке, в результате чего он может рассчитывать лишь на менее качественного партнера, а соответственно на менее качественный стиль жизни с этим партнером. Женщина с детьми на брачном рынке — это second hand на рынке, рекламный слоган которого (как, впрочем, и любого современного рынка): «Все самое новое и лучшего качества!» Нет ничего привлекательнее, чем «новая коллекция». Это не циничное, а экономическое суждение. «За такой товар слишком дорого!» — скажет покупатель, и он будет прав, потому что вырастить ребенка и дать ему образование сегодня — это предприятие, требующее не только титанических усилий (так было всегда с детьми), но и титанических затрат. Помимо того, что рождение ребенка круто меняет весь мир интересов и ценностей родителей, дети — это еще и самая крупная и с каждым годом растущая статья в бюджете семьи. Поэтому нормальная современная семья не может позволить себе много или даже несколько детей просто по экономическим причинам. Государственная помощь не решает основных проблем. Она приходит на самом начальном этапе (сейчас это материнский капитал, льготы в приобретении жилья, материнские пособия разного рода), но основные затраты, возникающие по мере взросления ребенка, несут сами родители.

Поэтому-то женщины и выбирают вместо ребенка карьеру или развлечения (новая машина, поездка в Гоа или на Мальдивы), а вместо деторождения — безопасный секс, в лучшем случае, или аборт — в худшем. Ну, а когда ребенок рождается, он сдается на руки государству. Таким образом, круг замыкается. В этом состоит одна из главных несправедливостей современного развития — не естественное неравенство, а именно человеческая несправедливость, потому что, несмотря на стихийность и неумолимость экономического развития, в руках политиков и менеджеров всегда было очень много рычагов, позволяющих не перераспределять общественный продукт в пользу семьи, а инвестировать его в семью. Ибо семья работает на все общество, внося огромный вклад в формирование будущего человеческого капитала. Затраты, связанные с выполнением семейных и родительских обязательств, никогда и никем толком не подсчитывались и оцениваются приблизительно и на глазок. Тем не менее эти суммы в разных странах исчисляются триллионами рублей, долларов и евро. Сюда входят затраты не только на питание, одежду и обувь, другие текущие затраты, но и