специалиста военно-инженерного дела. Однажды ему объявили, что он «свободен», так как советское правительство якобы отказалось от него, но Д.М. Карбышев сразу же разгадал провокацию.
В лагере генерал заболел дизентерией, которая сильно истощила его организм. Он очень ослабел, и в таком состоянии его вместе с другими полураздетыми и истощенными от постоянного недоедания пленными посадили в товарный вагон и отправили в другой лагерь, находившийся в Замостье. Здесь немцы снова пытались уговорить Д.М. Карбышева перейти к ним на службу, обещая всяческие блага, но советский генерал был непреклонен.
Страшнее голода и пыток была тоска по родине, и только яростная ненависть к врагу отгоняла от Д.М. Карбышева уныние. В Замостье военнопленные узнали о разгроме немцев под Москвой, о числе уничтоженных и взятых орудий и танков и о многих километрах, пройденных советскими войсками по заснеженным дорогам Московской, Калининской и Тульской областей. Эта весть была для них музыкой – далекой и одновременно родной и близкой. После этой радостной вести тоска по Родине проникала в сердце еще глубже, и люди завидовали птицам, пролетавшим над лагерем, с волнением прислушивались к ночной темноте, некоторые пытались бежать…
Из Замостья генерала Д.М. Карбышева отправили в тюрьму «Святой Крест», а оттуда на юг Германии – в Хаммельбургский лагерь для военнопленных, который немцы возвели еще в Первую мировую войну. Паутина колючей проволоки опутывала приземистые деревянные бараки, в узких проходах между ними маячили серо-зеленые фигуры часовых. От других лагерей Хаммельбург отличался разве только тем, что здесь не дымились трубы крематориев и не было газовых печей, во всем остальном методы истребления людей были такими же бесчеловечными, как и везде. Пленных морили голодом, днем и ночью держали в сырых и холодных бараках, где люди до крови раздирали кожу под тряпьем, кишевшим вшами. Здесь советский генерал получил лагерную одежду с нагрудным № 5722, здесь через несколько дней после прибытия он включился в работу Комитета сопротивления – подпольной организации военнопленных. Д.М. Карбышев еще находился в карантине, но вокруг него уже группировались больные и санитары; кто-то тайком приносил в лагерь листовки, и он читал их и комментировал.
В Хаммельбурге шла вербовка в «Русскую освободительную армию» (РОА), входившую в состав немецких войск. Советского генерала стали склонять к сотрудничеству, но на все уговоры переменить голодное лагерное существование на «роскошную жизнь» генерала вермахта он отвечал: «Убеждения не выпадают вместе с зубами из-за недостатка витаминов в лагерном рационе… Я Родиной не торгую!» После этого гитлеровцы обрушили на Д.М. Карбышева все ужасы лагерного режима, которые его ослабевшему организму трудно было бы выдержать, если бы не надежная помощь товарищей по несчастью. В лагере всегда становилось известно, как поступил Д.М. Карбышев в том или ином случае, и пленные всегда поступали так же.
В январе 1943 года в Хаммельбург доставили раненого советского танкиста П.С. Махуру, взятого в плен под Сталинградом. П.С. Махура, которого Д.М. Карбышев знал еще до войны, рассказал о прорыве немецкой обороны и об окружении армии генерала-фельдмаршала Ф. Паулюса. Подпольная организация распространила эту радостную весть по всему лагерю, и о сталинградской победе советского народа узнали узники всех национальностей. Даже инвалиды и больные вылезали из бараков, чтобы своими глазами увидеть живого участника великой победы – танкиста П.С. Махуру.
Лагерное начальство, обеспокоенное сплочением военнопленных и их подпольной борьбой, в начале 1943 года стало небольшими группами отправлять пленных в разные стороны – кого в Нюрнберг, кого дальше, а кого в такие места, откуда возврата уже не было… Д.М. Карбышева перевезли в Берлин – в штаб инженерных войск. Здесь его посадили в настоящий каменный мешок, в котором над головой ярко горела электрическая лампа. Старый генерал потерял счет времени, сутки здесь не делились на дни и ночи, прогулок не было. Однажды Д.М. Карбышева вызвали к профессору Г. Раубенгеймеру, за научными трудами которого он постоянно следил до войны. Немецкий профессор снова предложил ему сотрудничать: его освободят из лагеря, он будет жить в Берлине и получать жалованье по чину. И Д.М. Карбышев снова отказался. Генерала отправили в лагерь военнопленных в Нюрнберг, где содержались узники из многих стран Европы. И в этом лагере Д.М. Карбышев сразу же включился в деятельность Комитета сопротивления фашизму. Перед членами организации стояла ответственная задача – связаться с иностранными рабочими, которых было очень много на военных заводах Нюрнберга, и организовать саботаж и диверсии. Несмотря на всю сложность, задания подпольного комитета выполнялись: так, например, на одном из заводов советский офицер вывел из строя стотонный пресс, на другом – взорвали склад боеприпасов, советские девушки подожгли в Нюрнберге больничную кассу…
Об антифашистской деятельности Д.М. Карбышева стало известно гестапо, и в первой половине июля 1943 года его перевели из лазарета в общелагерный блок 7-ц, оттуда бросили потом в одиночную камеру Нюрнбергской тюрьмы. Впоследствии в берлинской канцелярии вермахта был обнаружен документ, равносильный смертному приговору: «Этот крупный советский фортификатор, кадровый офицер старой русской армии; человек, которому перевалило за шестьдесят лет, оказался насквозь зараженным большевистским духом, фанатически преданным идее верности, воинскому долгу и патриотизму… Карбышева можно считать безнадежным в смысле использования его у нас в качестве специалиста военно-инженерного дела». На документе красным карандашом была нанесена резолюция: «Направить в концлагерь Флоссенбург на каторжные работы. Не делать никаких скидок на звание и возраст».
В каторжный лагерь Д.М. Карбышева перевезли осенью 1943 года. Здесь на него надели полосатую одежду каторжника, на ноги – колодки и каждый день вместе с другими заключенными выводили на работу в каменоломни. Люди в полосатых одеждах таскали камни вручную или на парных носилках, над которыми склонялись их стриженые непокорные головы. Бодрость духа не покидала Д.М. Карбышева, тем более что и здесь действовала подпольная организация – Комитет советских военнопленных, которая была связана с организациями французских, чешских и немецких антифашистов. Он продолжил борьбу, и всему лагерю стал известен его призыв: «Не терять чести даже в бесчестье!» А также карбышевский приказ: «Плен – страшная штука, но ведь это тоже война. И пока война идет на Родине, мы должны бороться здесь. Поступайте так, как нужно в интересах Родины, и говорите всем, что это я вам приказал!» Он был страшен фашистам даже в полосатой одежде, на деревянных колодках – высохший, больной, едва передвигавший распухшие ноги…
Потом были концентрационные лагеря Майданек, Освенцим, Заксенхаузен… Врач Л.И. Гофман, узник Майданека и Освенцима, впоследствии вспоминал, что на все предложения и любые условия Д.М. Карбышев отвечал: «Предательство Родины – наибольшее преступление, немыслимое для меня. Воинскую честь я всегда ставил превыше своей жизни. Я не способен на жалость и вечный позор».
В Майданеке к нему приходили различные подозрительные особы, предлагавшие всяческие услуги и выгодную работу. Особый интерес к русскому ученому проявлял некий инженер, именовавший себя лауреатом Нобелевской премии. Он предлагал Д.М. Карбышеву работать у себя в научно-исследовательском учреждении, но однажды советский генерал увидел его в мундире эсэсовца и понял, что его пытаются шантажировать. В другой раз Д.М. Карбышеву принесли 1000 немецких марок под видом возврата якобы отобранных у него денег и предложили расписаться за них. Его фамилия числилась в ведомости, по которой выдавали зарплату воинской части из «добровольческой армии Власова». В знак протеста советский генерал объявил не первую уже голодовку.
А потом был концентрационный лагерь Маутхаузен. В феврале 1945 года сюда доставили партию заключенных. Их привезли в 25 вагонетках, которые служили для транспортировки камня; многие узники были так слабы, что их пришлось нести на носилках. Недалеко от печально знаменитой «лестницы смерти» их уже поджидал заместитель коменданта лагеря Бахмайер с овчаркой, рядом с ним – ряды конвойных…
Впервые о гибели Д.М. Карбышева стало широко известно через год. В середине февраля 1946 года в английском военном госпитале Брешмот по требованию умирающего майора канадской армии Седдона де Сент-Клера священник и приглашенные представители репарационных служб (в том числе и Советского комитета) зафиксировали его завещание: «Я прошу Вас записать мои показания и переслать их в Россию. Я считаю своим священным долгом засвидетельствовать то, что знаю о генерале Карбышеве. Я выполняю свой долг обыкновенного человека перед памятью великого человека.
Вечером 17 февраля 1945 года нас, большую партию, загнали в душевую, велели раздеться догола, а потом пустили на нас сверху струи ледяной воды. Это продолжалось долго. Мы все посинели. Многие не
