неторопливо скользила гранд-дама в длинных, необыкновенно объемных юбках. Аранта узнала в ней Венону Сариану. Если к той вообще могло быть применено слово «узнавать».
Один рукав ее был черным, другой — белым. Одна половина жесткого «коробчатого» корсажа — черной, другая — белой, как шахматное поле, где черное граничит только с белым, и наоборот. Одна половина верхней юбки тоже была черной, другая — белой. В разрезе черного рукава виднелось белое нижнее платье, в разрезе белого — черное. Одними лишь белым и черным она обратила все пленительное многоцветье королевского двора в груду линялых тряпок, в клумбу увядающих цветов, в пестрые перья, потерянные на птичьем дворе. Вокруг шеи, на пальцах и в ушах сверкали бриллианты, бриллиантовая фероньера лежала на волосах надо лбом. Сегодня королева была брюнеткой. Гладкие волосы, расчесанные на пробор, спускались вдоль лица, и чуть ниже уха были приподняты на затылок двумя мягкими волнами, образующими изгибы, идеальные, как крылья черного ангела. Но ее лицо… Единожды остановив на нем взгляд, Аранта, равно как и все прочие здесь, пала жертвой безукоризненно рассчитанного эффекта. Оно было все закрашено белым, так, чтобы на нем можно было нарисовать совершенно любые человеческие — или даже не совсем человеческие — черты. Они и были нарисованы. Тонкие, приподнятые, восхитительно изогнутые брови, глаза, обведенные по контуру черным, вычерненные веки, придававшие взгляду притягательность бездны, от левого через всю щеку вниз — треугольник слез вершиной вниз. Печальная клоунесса. Губы королева оставила белыми, и пока народ смотрел на нее, разинув рты и подавившись собственным «о-о-о!», она прошла без сопровождения в ложу напротив королевской и заняла свое место. Одна.
Это было ужасно и унизительно. Эта женщина затмили Аранту первым же своим шагом. Мало того, что она почувствовала себя удручающе провинциально, невзрачно и скверно одетой. Нет, это было вторично. Аранта бы убежала, как в начале своей карьеры мечтала убежать с военных советов, где ее обливали целыми ушатами ледяного презрения, если бы Рэндалл, как и тогда, не сжал ее руку. Ей захотелось сгорбиться, спрятаться или даже вовсе исчезнуть, потому что она казалась себе чернавкой, вскарабкавшейся на чужое место, потому, что Венона Сариана своим неподвижным лицом указала ей на это настолько внятно, как если бы герольды кричали об этом на площадях. Самое время возненавидеть ее, пожелать унизить и стереть с лица земли. Возможно, от нее и ожидались проявления каких-либо низменных чувств этом роде. Если человек отваживается демонстрировать превосходство, он должен знать, чем рискует. Один из недостатков статуса королевы. Ты не можешь покинуть мероприятие если на нем присутствует король. Тебя могут отсюда только вынести, а в обмороки Аранта сроду не падала. И все-таки… это было рассчитанное и тонкое оскорбление: посадить с собой в ложу фаворитку на празднике жены и перед ее лицом. Ну что ж. Если от нее ждут, что она станет вести себя недостойно… не дождутся.
— О чем ты думаешь? — вполголоса спросил Рэндалл.
— О том, — ответила она, — что Дар, отравляющий нашу кровь, не прибавляет нам ничего такого, чего в нас не было бы изначально. О, он усиливает какие-то наши природные качества и способствует исполнению каких-то сокровенных желаний, кого-то подчиняет нашей волей и заставляет людей смотреть на мир нашими глазами. Но таланта… в этом нет. Встречал ли ты людей, не имеющих к Могуществу никакого отношения, но таких, что воздействовали на тебя вопреки всему сверхъестественному, чем мы с тобой располагаем?
— Мы оба подумали сейчас об одном и том же библиотекаре? — мурлыкнул король.
— Я давно уже о нем не думаю, — свирепо отрезала Аранта. — Твоя жена — совершенство. Она — самый талантливый человек, кого я когда-либо встречала. Она способна, — Аранта, не находя слов, описала круг свободной ладонью, — изменить мир!
— О да, — бесцветно согласился Рэндалл. — Она мне этим угрожала. А теперь окажи мне услугу и перестань думать о глупостях. Расслабься и получай удовольствие.
Аранта несколько раз глубоко вздохнула и выпрямилась. «Что бы ни случилось и вопреки всему — держи осанку. Даже если тебя топчут ногами. Осанка сделает за тебя девяносто процентов любого дела.» Она непроизвольно перевела глаза на мерцавшее свечным светом окно библиотечной башни. Этому она тоже научилась там. От Уриена Брогау. Кто бы мог подумать. Проклятие и благословение в одном лице.
Впрочем, стоило вспомнить, для чего она здесь. Опустив глаза и придав себе высокомерный вид, Аранта вновь вернулась к Шоу Печальной Клоунессы.
В нем больше не было ничего печального. По лунной дорожке, ставя одну ножку перед другой и положив руку на бедро, выступала сильфида или какая иная эльфийская дева, из тех призрачных видений, посещающих преимущественно мужские сны, для кого не существует правил в одежде. Мазок розовых блесток наискосок снизу вверх делал се лицо неузнаваемым даже для ближайших родственников, несомненно присутствующих в толпе, на веках лежали притягательные темные тени, глаза из-под пушистой взлохмаченной челки глядели настороженно и немного испуганно. Как же… Первая. Платье… что-то воздушно-кремовое, абрикосовое, антично-легкое, завораживающе льнущее к длинному стройному телу, длиной едва до середины колена, оставляющее на виду всю сухощавую породистую голень и щиколотку, платье без рукавов и с минимумом каких-либо швов, только на плечах схваченное золотыми зажимами, прозрачный лепесток, трепещущий от малейшего дыхания ночи. Не платье, платьице. Приличные дамы употребляли такую легкую ткань лишь на вуали. Ступая на напряженных ногах, на головокружительных каблуках, в невесомых туфельках, почти невидимых взгляду, неуверенно, как юный жеребенок, она прошла в самый конец подиума и остановилась там, как на краю пропасти, в глубине которой волновалось онемевшее людское море. Губы девушки были накрашены белым перламутром, и скрипичный концерт вздыхал в такт ее шагам. Где-то там, внутри созданного образа, прятался страх юной, ни разу не выезжавшей в большой свет девочки, понимавшей отчасти, что на ее плечи возложена миссия сотворить с людским сознанием нечто невозможное…
Приходилось признать, что она прекрасна.
Аплодисментов не было, как не было ни свиста, ни улюлюканья, ни прочих выражений осуждения или поощрения. Для полной площади народа, только-только выкарабкивавшегося из средневековья, пощечина оказалась слишком сильной. И Венона Сариана не позволила им очухаться. Все слухи и сплетни, проникавшие в массы на протяжении зимы, все эти мелкие новомодные штучки, подцепляемые девицами от подружек, а дамами — от горничных, все это было, оказывается, всего лишь планомерной подготовкой почвы. Сейчас она высаживала рассаду.
На смену фее в абрикосовом появилось другое столь же волшебное создание, на этот раз в малиновой гамме. Венона Сариана поставила к себе на службу алхимиков, те что-то намешали в помещенные в пузыри свечи, и, догорев до определенного предела, те внезапно меняли цвет пламени на, скажем, желтый, голубой или тот же малиновый, как сейчас. Глядя на безумие разбрызгивающихся искр, Аранта сумела сообразить, что смена цвета пламени служила девушкам своего рода сигналом к выходу и перемене позиции на сцене.
Малиновое чудо было облачено в длинную прямоугольную тунику. Вместо швов на плечах и локтях, а также на боках и бедрах ее схватывали золотые тяжи, и в образовавшихся разрезах виднелось вовсе не нижнее платье контрастного цвета, как это было в принципе принято. Там извивалось при ходьбе юное тело, трепетала лучшая из всех, какую можно представить, смуглая бархатная кожа. Лицо девушки было искусно расписано перламутровыми серыми, розовыми и белыми красками под причудливый цветок или бабочку; сложная прическа из частично своих, а частично накладных волос венчала все это сооружение портновско-косметически-парикмахерского искусства. Взгроможденные на темени валы сочетались с космочками, выпущенными на висках, ровно обнимающими овал лица, а с затылка вдоль спины до самого пола ниспадала и волочилась следом широкая лаково-смоляная прядь. Девушка повернулась кругом на самой кромке подиума, создав вокруг себя водоворот блесток и волос.
Толпа не дышала, ошеломленная непринужденностью, с какой фрейлины королевы демонстрировали абсолютно запрещенную к обозрению внутреннюю часть колена.
Следующая девушка также выплыла в длинном, но никакого облегчения ортодоксам это не принесло. Платье глубокого синего цвета, поддерживаемое на плечах лишь тоненькими веревочками бретелей, облегало ее как вторая кожа и переливалось при движении. Высокий разрез сбоку открывал элегантную ногу выше середины бедра, а сама фрейлина была острижена под пажа, так, что густая вычерненная челка едва достигала бровей, а остальная масса волос срезана косо выше плеч: от виска с одной стороны до ключицы — с другой. Крупные белые цветы были разбросаны по волосам в тщательно
